Но Энн продолжала смотреть в окно. Молись не молись, а отец в любом случае возьмет в руки ремень и оставит на коже алые следы.

— Ларус, милый, давай отложим твой праведный гнев на вечер — пора к столу! — так вовремя подоспела Арна.

Еще одним непреклонным правилом этого дома были семейные ужины, пропуск которых без уважительной причины карался очередным наказанием.

Ларус громко выдохнул, но спорить с женой не стал.

Уже позже за столом все склонились в благодарственной молитве. Но только Энн, задумавшись о своем, снова смотрела в окно.

— Дрянная девчонка! — взревел и без того разъяренный отец. Он еще не успел найти выход первой волне своего гнева, как Энн снова провоцировала его.

— Мало того, что ты не чтишь традиций нашего дома… — Ларус вскочил из-за стола, и, опершись мощными и мозолистыми ладонями о самый его край, наклонился к дочери. — Так еще и атеистка! Вся в мать!

Последняя фраза вырвалась из его уст случайно и необдуманно, но именно в этот момент все сидевшие за столом, пожалуй, кроме Оскара, напряглись. Арна не была атеисткой — скорее, набожной лютеранкой, о чем знал каждый житель их маленькой деревушки.

Ларус и сам понял, что сболтнул не то. Вот только сказанного не вернуть. Он сел обратно на свое место и, обхватив руками голову, вспомнил слова покойной сестры, которые та так любила повторять: «Три вещи нельзя скрыть: солнце, луну и истину».

3. 2. Гость

— Вот это город! Даже не верится, Энн, что совсем скоро мы будем жить здесь, а не в нашем захолустье!

Яркие красочные домики, манящие витрины магазинов и местных кафешек, толпы людей, как и количество автомобилей, были в диковинку для двух девчонок, приехавших в столицу из деревни. Конечно, они бывали здесь и раньше, и даже не по одному разу, но одно дело — приехать в гости на пару дней или по делам, и совсем другое — самостоятельно жить в большом городе.

Хилдер и Энн, знакомые, казалось, с пеленок, были примерно одного возраста и даже внешне чем-то похожи, пожалуй, за исключением рыжего цвета волос. В этом году они окончили старшую школу и поступили в столичный университет.

— А мне будет не хватать дома. И братьев. И мамы. И лошадей, — перечисляла Энн, держа Хилдер за руку.

Подруги неспешно брели вдоль улицы Лаугавегур¹, наслаждаясь атмосферой яркого города, в предвкушении скорой свободы и независимости. В столицу они приехали ранним утром, чтобы оформить необходимые документы в университете, и уже успели присмотреть квартиру, которую планировали снимать вместе в ближайшие три года. Светлая, просторная, а главное — совсем рядом с их будущим местом учебы, правда, с немного более дорогой арендой, чем рассчитывали и могли себе позволить.

— Еще скажи, что и по Ларусу тоже будешь скучать! — возмутилась Хилдер. Она прекрасно знала, как отец Энн любил наказывать своих детей за любую оплошность, и, конечно, не разделяла его убеждений. Мало того, еще в школьные годы, замечая на Энн очередные следы от побоев, всячески старалась донести сей факт до учителей, а порой и до директора, что нередко становилось причиной ссор между подругами.

— Не знаю… — не на шутку задумалась Энн.

— Эта твоя дурацкая привычка искать хорошее даже там, где его нет однажды, сыграет с тобой злую шутку, — заворчала в ответ подруга.

— Представляешь, он вчера меня не наказал, — вспомнила минувший вечер Энн и, ухватившись крепче за руку Хилдер, решила поделиться своими мыслями. — Хотя, знаешь, было за что. Я вчера полдня провела на утесе, наблюдая за китами, а потом еще и про вечернюю молитву забыла. Но отец такое ляпнул, что до сих пор бегает и утешает маму.