— Отец все же решил выставить Странника на продажу, — задумчиво и немного печально заявил Хинрик, когда ребята возвращались к деревне от заброшенной часовни.

— Туда ему и дорога! — поддержал разговор Петер. — Это не конь, а наказание!

— Петер! — вмешалась Энн. — Это просто ты трусишка. У Странника в глазах целая вселенная. Он умный и с характером, потому с ним и непросто.

Петер надулся, негодуя, что в очередной раз его прозвали трусом, и, подняв воротник толстовки, отвернулся.

— Я никогда не встречал существа более преданного, чем Странник. Отец несправедлив! — заступился за любимого скакуна Хинрик.

— Мне тоже его будет не хватать, — Энн подошла чуть ближе к брату и бережно взяла за руку. — Ты же знаешь.

И Хинрик действительно знал. Никто кроме него и Энн больше не любил Странника такой чистой и безграничной любовью.

— Выставка через неделю. Энн, как переубедить отца?

— Мы что-нибудь придумаем!

Говорят, что общее горе сближает. Наверно, именно это уберегло Энн и Петера от гнева отца. Хинрик, ощутив на себе поддержку сестры, не стал жаловаться Ларусу, хотя сегодня ребята и нарушили главное правило их семьи: не подходить к обрыву ближе, чем на полмили.

Вечерело. Арна суетилась на кухне, Ларус вместе с Петером пытались научить Оскара читать, а Энн сидела у окна и всматривалась вдаль, в сторону конюшен, где Хинрик слонялся возле пустого загона и зло пинал воздух под ногами.

— Пап, — позвала Энн, — Хинрик сказал, что Странник с нами последнюю неделю. Это так?

— Да, Энни, я решил продать его, — весьма равнодушно ответил отец, не отрываясь от планшета с прыгающими буквами.

— Но это же Странник, пап! Как мы без него?

— Всего лишь строптивый и упрямый конь. Исландских скакунов ценят за покорность и преданность, а этот? Я устал, Энн, с ним бороться. Он слишком своевольный.

Таких не любят. Такие никому не нужны. Такой была и сама Энн. Наверно, поэтому отец всегда относился к ней более сдержанно и местами холодно, нежели к покорным и смиренным сыновьям.

— И кто же его купит? Мне кажется, молва о его несносном характере шагает на мили вперед его самого. Разве нет?

— Энн, это пока только выставка. Но, знаешь, Кристоф обещал покупателей с материка.

— Папа! — раздался тонкий голос пятилетнего Оскара. — А правда, что киты вернулись?

Петер и Энн тут же напряглись: кто-то проболтался.

— Кто тебе сказал такое, малыш? — делано спокойно и ласково спросил Ларус, но внутри у него зарождался ураган, готовый снести любого на своем пути.

— Никто, я просто слышал, как Петер болтал по телефону.

Глаза Ларуса моментально потемнели, предупреждая о неминуемой буре, но пока он держался. Пока...

— Петер? — строго спросил отец, переводя свое внимание на сына.

— Да мы просто с Марией из класса болтали. Наверно, Оскар не так все понял, — сжавшись от страха, неуверенным голосом попытался объяснить Петер, но врать он совершенно не умел. И отец это знал.

— Он ни при чем, отец! — как можно быстрее вступилась Энн. Меньше всего ей хотелось, чтобы отец срывал злость на беззащитном мальчишке. — Это я Петеру рассказала про китов. Я ходила на мыс, хотела с ним попрощаться и увидела их.

Ларус не просто закипал, он был похож на самый горячий гейзер. Медленно встал, совершенно позабыв про планшет, который с глухим ударом упал на пол, и навис над дочерью.

— Ты знаешь правила, Энн?

— Да, — уверено ответила она. Уже не раз и не два она нарушала прописные истины этого дома, и последствия, как и поведение Ларуса, ее не удивляли.

— Молись, Энн, чтобы Бог простил твое непослушание и ослабил наказание.