– Брат был сибаритом. Ничто, кроме собственного голоса, его не интересовало. Женщины? Конечно, это входило в имидж. Знаете, знаменитого Доминго, уже постаревшего, бывшие поклонницы обвиняли в сексуальных домогательствах. Это тоже имидж, но брату до старости было далеко, и женщины… Простите, я увлекся.
Похоже, женщины интересовали самого Эндрю, и мне пришлось выслушать пару историй из его собственной театральной жизни. Наконец он сказал то, что я хотел услышать.
– За последние примерно полгода до смерти брат сильно изменился. Сначала я этого не замечал – мы, вообще говоря, не так уж часто общались. Как-то он сказал, что репетирует Отелло в опере Верди, и меня это удивило. Он никогда не брался за драматические партии, а Отелло – самая, пожалуй, тяжелая из всех теноровых. Обычно вокалист за нее берется годам к сорока, а брату было всего двадцать девять, и среди его ролей были только две роли первого плана: Герцог в «Риголетто» и Энцо в «Джоконде». Он пел партии второго плана – в том же «Отелло» выступал в роли Кассио, например. И не стремился к большему. Знал свои возможности. И вдруг… Я пробовал его отговорить. Собственно, я был уверен, что спеть Отелло ему все равно никто не даст. Но его было не сбить. И тогда же он стал ходить в секцию карате, чего я вообще от него не ожидал. Он в жизни никогда не дрался и был человеком мирным до нелепости. Есть ситуации – в театре особенно – когда необходимо дать кому-то в морду. Он таких ситуаций избегал. Не просто избегал – он от них буквально бегал. И вдруг… Встрял в какую-то историю, подрался. Это уже после того, как стал заниматься карате, так что противнику, похоже, досталось. Отелло давался ему тяжело. Так он, вместо того, чтобы дать себе послабление, начал еще и писать. Он, который никогда прежде не писал даже писем или постов в социальных сетях! Предпочитал разговоры по телефону. А тут объявил, что пишет роман. Роман, представляете? Кстати, после его смерти я никаких следов романа не обнаружил. Ни слова. Зато, оказывается, брат вел дневник. Ничего особенного, обычные записи – где был, кого видел, когда репетиции, занятия в спортзале. И вдруг запись… Точно не скажу, а смысл такой: нужно каждый день делать больше, чем вчера, а потом еще больше, неважно что, нужно просто прилагать больше усилий, и опять же – неважно каких, физических или умственных. Через не могу. И мне кажется, детектив, он так и поступал, и довел себя до… Ну, сердце не выдержало. Хотя врачи ничего не обнаружили – здоровое было у него сердце, и вообще он был здоров, как бык, извините за сравнение.
Я не стал ему говорить, что читал свидетельство о смерти. Диагноз таким и был: внезапная остановка сердца, никаких других болезней. Причем была все-таки проведена аутопсия – умер здоровый молодой мужчина, ни разу к врачам не обращавшийся. Поразительно. Однако никаких причин для того, чтобы сердце вдруг сдало, патологоанатом не обнаружил. Дело закрыли.
– А потом… – Эндрю помедлил, ему очень не хотелось говорить, но он понимал, что я именно это хотел услышать. – Звонок по телефону. Номер не установлен. Голос брата. «Я тебе звоню… – Голос приглушенный, недовольный, но это был он, у меня и сомнений не возникло. – Когда придет… не знаю кто придет… Наверно, из полиции. Или позвонит. В общем, не рассказывай про мой роман. Им это не нужно, а для меня важно». – «Ничего не понял, – говорю. – Какая полиция? Ты с кем-то подрался?» – Почему-то в голову пришло именно это. «Не говори про роман, хорошо?» – «Да ты где? – спрашиваю. – Что случилось?» – «Запомни: про роман ни слова». Он говорил, будто не слышал меня. – «Ты приедешь, – говорю, – или созвонимся?» – «Ладно, пока».