Повисла пауза.

– Немного.

Судя по его грубому тону, он услышал ту часть, где она «собиралась унизить семью».

– Отлично. Думаю, я заговорила слишком рано. – Она не знала, что делать с руками. Скрестила их. Бессмысленный жест. Обняла себя за талию. – Сегодняшнюю битву ты выиграл.

Некоторое время они стояли молча. Затем Август удивил ее, взяв за правую руку и отведя обратно к «Гнездышку влюбленных». Опустился на сиденье и потянул ее за собой. У нее не было сил бороться с ним или притворяться, что его теплота ей неприятна, и мгновение спустя она обнаружила, что утыкается головой Августу в подбородок, обвившись ногами вокруг его бедер, и молча наблюдает за проплывающей мимо Напой.

– Давай считать, что сегодня у нас ничья, – пророкотал он.

Натали, испытав потрясение, какого не испытывала никогда в жизни, закрыла глаза и кивнула.

Его голос успокаивающе зазвучал у нее над ухом.

– Я собираюсь взять напрокат смокинг, а ты наденешь красивое платье. Или брюки. Мне дороги мои яйца, поэтому я не буду говорить тебе, что надевать, мне просто нравятся твои ноги. Очень. По сути, им место в музее. – Она шмыгнула носом в знак благодарности, и он погладил ее по голове. – Мы произнесем клятвы, а потом я отведу тебя домой, к моей кошке-психопатке. Возможно, мы даже подружимся, пытаясь защититься от ее кошачьего зла. Если нам удастся пережить друг друга – и Грозу, – мы будем терпеть это до тех пор, пока у тебя не появятся деньги на открытие собственной фирмы. Хорошо?

Кто-нибудь когда-нибудь пытался успокоить ее подобным образом?

Может быть, Джулиан, когда она, впервые вернувшись домой, на остров Святой Елены, почувствовала себя ужасно не в своей тарелке. Но усилия ее брата не оказали такого воздействия. Они были не так основательны.

Как странно, что именно Август успокоил ее после того, как так долго выводил из себя.

– Хорошо, – согласилась она, положив руку ему на грудь. – И твой заем.

Последовала пауза.

– Да, принцесса. И это тоже.

И она положила ладонь на его грудь, ощущая ровный стук сердца, пока поезд мчался к бескрайнему горизонту, и его подбородок в конце концов оказался у нее на макушке. Может быть, все будет не так уж плохо, в конце концов.

Ха.

С экрана ноутбука улыбались знакомые Натали лица. Каждый раз, когда она заходила в социальные сети, чтобы проведать своих нью-йоркских коллег, выражения этих лиц и даже имена становились все менее узнаваемыми. Фотографии бывших коллег во время частной вечеринки на крыше были сделаны только вчера, возможно, даже в тот момент, когда она целовалась со своим заклятым врагом в вагоне винного поезда, но это было все равно что смотреть на фотографии из прошлого.

Чем дольше Натали находилась вдали от Нью-Йорка, тем более незнакомыми становились эти люди и их шикарные мероприятия. Эйфория после удачной сделки, прилив адреналина, когда звучал сигнал на открытие торгов, – все эти воспоминания начали развеиваться, словно аромат сигарного дыма. Эти фрагменты ее жизни становились все более приглушенными, и она хотела вернуть их обратно. Очень хотела. Она хотела пережить все это снова, лично.

Когда она только вернулась домой, у нее возникло почти отчаянное ощущение СУП[11]. Я должна вернуться как можно скорее. Не должна позволить им забыть обо мне. Эта мысль все еще была там, билась, как дополнительный пульс, в ее крови, но срочность начала утрачиваться – и это было просто невыносимо. Ей нужно было вернуться. Пять минут в Нью-Йорке равнялись пяти годам в любом другом месте. Люди забыли о ней. Бизнес пошел своим чередом. Дорогу проложили прямо по вчерашней звезде и назвали ее лежачим полицейским.