Не знаю, сколько времени я так просидел, подобно египетскому скорописцу, но блокнот показал нижнюю корочку, а был почти новый. Тут я почувствовал, как меня неудержимо потянуло домой, будто меня туда кто-то звал.
– Я вижу, Андрей, что у тебя творческий порыв и тебе нужно побыть наедине с собою. Ты иди, я не обижусь, а если захочешь навестить нас – пожалуйста, заходи. Петрозаводская пять, квартира семь.
– Спасибо Шура, будет время – загляну обязательно, а сейчас извини. Целое утро не мог овладеть мыслями… – И я ускоренным шагом направился домой. Не замечая ничего: ни ветра, откуда-то нагнавшего сизые облака; ни того, что небо помрачнело и, воздух сделался прохладнее, сырее, я уже не шёл, а бежал домой так, словно на плите оставил кипящее молоко или не выключил утюг после проглаживания брюк и он мог наделать без хозяина много своих дел. Меня тянуло домой, как шарик к магниту – чем ближе, тем сильнее.
Наконец, я был в своем обиталище и, не обращая внимания на телефонные призывы снять трубку, с ходу принялся терзать пишущую машинку. «Юнис» не стучала и даже не стрекотала, как обычно, она равномерно жужжала. Листы белой финской бумаги вылетали из каретки, как из конвейера, и ровной стопой ложились сзади машинки.
Мысли текли необычайно быстро и ровно, а тягово-пружинный механизм машинки работал на пределе своих возможностей. Ещё никогда мне не работалось так споро. Лишь один раз левая рука потянулась в сторону – наступила белая летняя ночь и, я включил настольную лампу. Когда на бумаге отпечаталась последняя строчка, я посмотрел на часы и немного удивился – время было далеко за полночь. В этот день, за одиннадцать часов непрерывной работы мною был написан целый рассказ в сорок листов. В бессилии откинулся на спинку стула, но спать почему-то не хотелось. Странно…
«Вот всегда бы так», – подумал я, перебирая только что напечатанные листы, на которых в спешке не проставил страницы, – «а то бывает несколько месяцев пройдет, пока напишешь черновик. Ладно, страницы проставлю потом, а сейчас мне что-то нужно, что-то нужно»? – и я подошёл к шкафу, стоявшему у противоположной стены от машинки,
В комнате было светло, как перед рассветом и я, не включая дополнительный свет, достал из ящика шкафа маленькую самодельную картонную коробку с бесценным для меня кристаллом. Да, это был тот самый кристалл, который мне подарил второй пилот «Ту» Молчанов, тот самый, который, по его словам, ему передали пришельцы из другого мира.
И снова, подойдя к столу, я, на этот раз, вооружившись лупой, стал рассматривать кристалл, представляющий собой две правильные пятиугольные пирамиды, соединенные по основаниям и со срезанными вершинами. На одной грани видна спиральная линия из точек, а в углу какие-то знаки или символы; на следующей грани изображена тонкая гиперболическая линия. Повернул кристалл – на другой грани видна та же гипербола, но уже снизу перечеркнутая ровным штрихом, а там, где кончались линии штриха, были видны вертикальные и слегка утолщенные две короткие линии.
И так на каждой грани был свой неповторяющийся графический рисунок – код. Лишь на первый взгляд две грани были чисты и абсолютно прозрачны, но стоило присмотреться, то можно было рассмотреть на ней одну точку, на другой – кружок.
Из глубины моей памяти на поверхность всплыли слова Молчанова: «Мне сказали: использовать это можно только при всепланетном мире, а инструкции в нём самом, Андрей», – обратился ко мне в тот вечер Молчанов, – «По словам Петра Петровича, я понял, что ты человек честный, и решил, а меня поддержали все, оставить у тебя этот кристалл на сохранение. Сбереги его до лучших политических времен, а не хватит своей жизни, то передай такому же человеку, как сам. Быть может, ты сумеешь прочесть инструкцию, но никоим образом не используй ни её, ни его!» – таким был наказ второго пилота.