Анализ суверенитета как понятия и принципа, подчеркивает он, должен подкрепляться адекватными государственно-правовыми характеристиками. Нарушение и несоблюдение этого требования приводят, например, к рассуждениям, в которых «получается, что «абсолютность национального суверенитета» вдруг стала «абсолютностью суверенитета государственного». Такое далекое от науки отношение к суверенитету, по его мнению, объективно способствовало тому, что возникло «всеобщее и нарастающее разрушение государственности»[185].
Главный отличительный признак федеративного устройства заключается в двухуровневой организации функционирования государственной власти. Однако сколь отличающимися ни были политико-правовые формы отражения этого признака через наименование и объем конституционно закрепленной компетенции каждого члена федерации, решающим критерием и основным вопросом выступает установление статуса последнего с точки зрения возможности его квалификации именно как суверенного государства.
Федерализм многих современных государств, особенно латиноамериканских, как подчеркивал Ж.-Ф. Обер, является «чисто формальным»[186], но для федераций, исторически сложившихся в результате реального объединения, их составные части имеют практически весь набор государственной атрибутики, в том числе и три решающие и обязательные объективные характеристики государства – самостоятельное осуществление государственной власти, хотя и в конституционно ограниченных пределах, собственную территорию и собственное население. Только в этом случае и возникает проблема государственного суверенитета в федерации, суть которой – в установлении наличия качеств суверенного субъекта по отношению к двум уровням или формам государственности, т. е. федеральному целому и составным частям. Теоретиками-государствоведами XIX в. были предложены три варианта решения этой проблемы.
Первый сводился к тому, что настоящие федерации сложились на основе добровольного объединения совершенно независимых государств. Следовательно, их надо считать единственными субъектами суверенитета. Такое объяснение было распространено среди исследователей в Швейцарии и США. Но изъятие в этих странах в XVIII в. из конституций статей о праве членов федераций на односторонний выход окончательно лишило сторонников подобного взгляда возможности и впредь отстаивать свою позицию.
Второй вариант разрабатывался американскими и немецкими исследователями, которые считали, что субъектом государственного суверенитета может быть только федерация в целом. Согласно его сторонникам, всякое иное объяснение будет находиться в противоречии с принципом единства суверенной власти. Однако эта теория имеет определенные трудности, связанные с фактом самостоятельного осуществления государственной власти субъектами федерации[187].
Третий вариант является компромиссным, он означает, что субъектом суверенитета в федерации одновременно выступают само федеральное государство и его государства-члены. Суверенитет каждого из них хотя и выглядит частичным, но в полном объеме осуществляется в рамках собственной компетенции. Эта концепция основана на разделении, или расщеплении суверенитета и поэтому находится в очередном противоречии с принципом единства и полноты суверенитета[188].
Теоретическая уязвимость и неприемлемость всех трех вариантов привела некоторых ученых к мысли о том, что проблема государственного суверенитета юридически неразрешима.
Известный французский юрист начала XX в. Л. Дюги в своей главной работе «Конституционное право. Общая теория» писал: «Каково бы ни было понятие, составленное относительно суверенитета, нельзя… создать юридически удовлетворительную конструкцию федерального государства»