И хотя, видимо, не необразованные крестьянские депутаты оказали определяющее влияние на печальную судьбу данного института в дореволюционной России, недостатки в работе дореволюционной Государственной Думы были обусловлены в значительной мере и некоторым переизбытком демократизма избирательного законодательства: во-первых, наличие безграмотных, малокомпетентных и безответственных депутатов само по себе не способствовало (и никогда не способствует) авторитету и работоспособности представительного учреждения, во-вторых, общий популизм ее деятельности был весьма ощутим и опасен, в-третьих, пестрым был партийный состав всех созывов дореволюционной Государственной Думы. Поэтому реформа избирательного законодательства 1907 г., сдерживающая демократические начала выборов, т. е. принятие Положения о выборах в Государственную Думу от 3 июня 1907 г. вместо Положения от 11 декабря 1905 г., была скорее таким же вынужденным шагом, как и отказ от формирования «булыгинской Думы» в 1905 г. в пользу более демократичного избирательного законодательства. В данной связи представляются совсем необоснованной критика дореволюционного народного представительства как «изуродованного и ограниченного»>253, на что обращалось внимание в юридической литературе>254. Совсем наоборот, вынужденная степень демократизма первого российского законодательного акта о выборах представляется опередившей свое время с учетом российских исторических условий начала ХХ в.
С ростом образованности и требовательности населения, организации рабочего класса, а также эмансипации женщин необходимость большинства ограничений избирательного права постепенно отпадала: избирательный корпус неуклонно расширялся. Соответственно, постепенно возрастали возможности реализации принципа социальной солидарности в сфере управления обществом.
Тем не менее избирательный корпус даже при самом демократическом политическом режиме не может и не должен совпадать с населением страны. Данное обстоятельство делает логически невозможным точно определить субъекта суверенитета, превращая его в условный. А коль скоро это так, то сомнительна и абсолютная ценность каких бы то ни было форм реализации народного суверенитета – поскольку непонятно, чья именно воля и в какой именно степени выражается при их использовании.
Вполне объяснимо поэтому, что относительно форм реализации народного суверенитета между разработчиками данной концепции тоже существовали разногласия. Истории и современности известно две такие формы: прямая и косвенная (представительная) демократия. Дж. Локк отдавал предпочтение демократии представительной. Он считал возможным и даже необходимым существование в государстве законодательного органа как верховной доверенной власти, которой народом делегировано принимать законы, иные ветви власти должны ей в силу этого подчиняться, сама же она в любое время может быть устранена или заменена народом, «если народ видит, что законодательная власть действует вопреки оказанному ей доверию»>255. Ж. Ж. Руссо признавал единственно возможной формой реализации народного суверенитета народные голосования, т. е. непосредственную демократию. «Суверенитет не может быть представлен по той же причине, по которой он не может быть отчуждаем. Народные депутаты не суть и не могут быть представителями народа; они не могут ничего постановлять окончательно; всякий закон, которого народ не ратифицировал самолично, недействителен; это даже не закон»