, пришла на смену принципу суверенитета монарха. Это произошло во времена, когда возникла необходимость обоснования новой модели устройства государственной власти в соответствии с потребностями раннеиндустриального общества^>237. Концепция суверенитета, разработанная для оправдания абсолютизма, в следующий исторический период была направлена против него и для его свержения, будучи наполненной новым содержанием и приобретя новую форму^>238. Наибольший вклад в ее теоретическую разработку внесли великие мыслители англичанин Дж. Локк^>239 и французский просветитель Ж. Ж. Руссо^>240. Наиболее емко суть данного принципа выразил А. Линкольн (1809–1865) в своей знаменитой формуле «правление народа, для народа, самим народом»^>241.

Народный суверенитет характеризуется тем, что единым верховным субъектом власти в стране признается народ, понимаемый как устойчивое сообщество людей, объединенных крупными общими интересами^>242. Как видно, отказ официальной идеологии национальных государств от концепции суверенитета монарха и переход на позиции народного суверенитета означали огромное приращение идеи социальной солидарности в масштабах национального государства. Действительно, признание народного суверенитета означало недопустимость правления, основанного лишь на силе и авторитете правителя. Данный принцип был призван ввести в правило управления учет мнения населения, удерживать политическую элиту от искушения править исключительно по своему разумению и усмотрению, подкрепляемого применением силы – искушения настолько сильного, что в него нередко впадает власть, тем более что в условиях диктатуры добиваться исполнения своих распоряжений и удерживать власть значительно легче, чем в условиях демократии: в таких условиях «может управлять страной всякий глупец»^>243. Однако в условиях усложнения социальной структуры и управления обществом, характерных уже для индустриального общества, вероятность эффективного управления страной без учета сложной комбинации социальных интересов минимальна. Поэтому в принципиальном признании огромной социальной значимости и сути народного суверенитета с переходом к сложноорганизованному индустриальному обществу сходились все сторонники данной концепции.

Относительно же механизма реализации народом своей власти полной ясности не было. Разработка такого механизма предполагала прежде всего решение вопроса о том, существует ли она, единая воля всего народа, да и сам народ как единое целое? Невозможность чистого юридического воплощения принципа народного суверенитета даже при условии максимальной демократизации избирательного права осознавалась учеными-юристами уже на ранних этапах демократии и конституционализма. Так, А. Дайси признавал народный суверенитет лишь политическим явлением (юридически же суверенитет принадлежит, по Дайси, парламенту)^>244, а по справедливому замечанию видного российского юриста профессора С. А. Котляревского (1873–1939), попытки определения народного суверенитета «наталкиваются на целый ряд существенных юридических затруднений»^>245.

Действительно, наиболее уязвимым местом теории народного суверенитета, в том числе в части обоснования реальности форм его реализации, является невозможность и нецелесообразность участия в управлении всего населения. Именно данное обстоятельство и порождает вопрос о том, что такое народ как субъект суверенитета. Особенно наглядной и разительной разница между общей численностью населения и кругом лиц, имеющих право влиять на публичную власть, была заметна на первом этапе развития мирового конституционализма, когда чрезвычайно ограниченным был круг лиц, обладавших избирательным правом. В результате удельный вес избирателей в общей массе населения был крайне незначительным. Например, накануне известной английской избирательной реформы 1932 г. активным избирательным правом обладали 4,4 % взрослого населения Великобритании, в результате ее проведения – 7,5 %, после проведения реформы 1867 г. – 16,4 %, накануне Первой мировой войны – около 30 %, в 1921 г. – 74 %, в 1931-м – 96,6 %. Как видно, лишь приблизительно к середине ХХ в. численность избирательного корпуса примерно сравнялась с численностью взрослого населения страны