), представляющую собой «наибольшее благо, которое должно быть целью всякой системы законов»^>191. Важнейшими средствами обеспечения свободы он считал принятие законов только посредством голосования граждан и установление постоянного контроля со стороны народа над действиями власти. В этом проявляется суверенитет народа, который не может причинить вред никому из граждан по отдельности, ибо «невозможно, чтобы организм захотел вредить… своим членам»^>192. Такова центральная идея «Du contrat social», которая благодаря увлекающему энтузиазму автора явилась могущественной силой во время революционной борьбы в Новое время и сохраняет огромное влияние на конституционное сознание и содержание конституций до сих пор.

Как видно, естественное право во взглядах мыслителей позднего Средневековья и Нового времени является более чем требованием лучшего законодательства: оно представляет собой прежде всего протест личности против государственного абсолютизма. Именно эти воззрения получили конституционное оформление, а незыблемость прав человека до сих пор считается основополагающим принципом конституционализма. Наиболее ярко данный принцип выражен во второй статье Декларации прав человека и гражданина Франции 1789 г.: «Целью всякого политического объединения является сохранение естественных и неотчуждаемых прав человека».

Укоренение идеи свободы и достоинства личности происходило не только под влиянием абстрактных воззрений лучших умов человечества, но и было обусловлено явлениями практического характера: вклад в данный процесс внесли и борьба феодалов с монархами за свои привилегии, и отстаивание самоопределения в сфере духовной жизни и совести в период Реформации, и существование средневековых городов с их укладом, основанным на доминировании индивидуального труда и индивидуальной ответственности за его качество, преобладании горизонтальных отношений над вертикальными. По мнению российского исследователя А. Г. Кибальника, городское право как право равноправных людей, не разделенных на сословия, – это первый реальный шаг к обретению свободы личности^>193.

В связи с рассмотрением принципа естественного происхождения прав и свобод следует отметить то кажущееся на первый взгляд парадоксальным обстоятельство, что в некоторых конституциях первой волны права и свободы человека, считавшиеся целью их принятия, тем не менее почти не получили отражения. Например, в первоначальном тексте Конституции США 1787 г. нет ни одной статьи, специально посвященной правам и свободам. Мало положений о правах и свободах было, например, и в первоначальном тексте Конституции Королевства Норвегия 1814 г. Такой подход кажется парадоксальным лишь на первый взгляд. Права не фиксировались авторами конституций намеренно. Такая фиксация считалась скорее вредной, чем полезной: права человека не признавались входящими в сферу позитивного права. В силу их естественного характера они считались надпозитивными, надконституционными. Они не записывались в конституциях, дабы не создавалось ложного впечатления, что таким же легким росчерком пера, каким авторы конституции внесли то или иное право в каталог позитивных прав, они могут, вычеркнув его, соответствующее право отменить^>194. Задача конституций состоит не в том, чтобы записать каталог прав и свобод (тем более что все права никаким писаным каталогом охватить невозможно; мало того, относительно перечня даже важнейших из них среди приверженцев данной концепции согласия никогда не было, а раз это так, то стоит ли приниматься?), а в том, чтобы их гарантировать и определить их необходимые пределы. Именно в этом смысле отцы-основатели Конституции США оценивали ее как билль о правах, несмотря на отсутствие в ней специальных статей о правах и свободах