Второе стихотворение с Жэнь короче и проще по своему содержанию. Для сравнения сначала приведем его перевод, выполненный А. Штукиным:
Охотник
Если древнее понимание иероглифов этого стихотворения действительно передано верно, в таком случае о чем конкретно это стихотворение? Некая живописная художественная «картина» красивого охотника со своими гончими на выезде? Но ведь исключительно практичный китайский ум – и тем более, речь идет об раннем историческом периоде Чжоу – в принципе не был способен на подобные отвлеченные поэтические «откровения». Подобный взгляд на вещи – это продукт уже достаточно поздней эволюции внутреннего мира европейца, но не китайца. А теперь приведем истинный перевод, который выглядит не так привлекательно в художественном отношении.
Перевод, фактически, «буквальный». И это для читателя является наглядным примером того, как можно исказить смысл древнекитайского текста, если комментирующий (или переводящий) этот текст человек прекрасно владеет вэньянем, но в то же самое время абсолютно далек от понимания контекста. В приведенном выше стихотворении отсутствует даже намек на каких-то «гончих», или «звон их колец». Знак лин (БКРС № 3363) – это «приказ», «предписание», «указание», но не звукоподражание звону колец, как он понимается переводчиками. Для «звукоподражания» существует другой похожий знак, и это четко зафиксировано в Словаре. Отсутствует в тексте и иероглиф «собака».
Первый вопрос профессионального китаиста будет заключаться в следующем: откуда в нашем переводе взялись эти начальные слова – «жить в шалаше у могилы». Объясняем. Во-первых, такое значение иероглифа лу сооответствует всему остальному контексту стихотворения. В традиционном тексте мы видим на этом месте иероглиф лу (БКРС № 1049), который переводится как «глубокое деревянное блюдо», «жаровня» и который имеет более поздние значения – «черный зрачек», «черный». Оба эти значения введены только для того, чтобы хоть как-то привязать это стихотворение к «черной» [собаке]. Все значения иероглифа никак не вписываются в общее смысловое поле.
И в то же самое время в Словаре присутствует другой подобный ему иероглиф – «хижина», «шалаш (у могилы), «*жить в шалаше» (БКРС № 1065), – иероглиф с тем же самым произношением (омоним). Графически он отличается от «глубокого деревянного блюда» только тем, что поверх этого иероглифа как бы «одета» дополнительно наша русская буква «Г» (несколько изогнутая). Причем, в иероглифе «блюдо» этот знак «Г» тоже присутствует, и тоже «поверх», но в правильном по смыслу иероглифе этих «Г» уже два – друг над другом. Пиктограма «Г» в китайских словарях трактуется как «крыша» или «склон горы». То есть мы имеем два подобных по рисунку иероглифа (отличаются только тем, что у одного из них – всего одна «крыша», а у другого – уже две), эти иероглифы имеют одинаковое произношение, но при этом второй из них, который мы считаем ошибочным, изображается в несколько упрощенной форме относительно первого (снята одна «крыша»). И именно этот «упрощенный» иероглиф мы видим в традиционном тексте.