Теперь она знала, что здесь она никому не нужна. Совершенно никому. На работе её вежливо терпели. Если и говорили с нею, то лишь из необходимости, по долгу службы, глядя куда-то мимо неё. Нет, к ней не приставали с расспросами, её не осуждали. Просто для рыбачек она перестала существовать. Каждая из них невольно думала: «Вдруг от моего мужика отяжелела?»

Так дни тянулись тоскливой чередой. Один безнадёжный день сменялся другим, ещё более безнадёжным, и ничего утешительного они уже не сулили.

И вот это последнее утро. После очередной бессонной ночи Полина встала пораньше, уложила наспех свою огромную сумку и поспешила отсюда навсегда, вместе со своей тайной.

Эта Ольга. Вечно что-нибудь придумает. Никак её не поймёшь. В последнее время заладила звонить мне по ночам. Кто бы стал звонить в три часа ночи? Просто так, чтобы сообщить, что ей, видите ли, скучно. И какое она имеет на это право? Не может ведь она считать, что совместная работа в одном отделе, хорошие взаимоотношения дают право на всё, что угодно?

Обо всём этом я думаю, пока встаю с постели и иду к телефону. Он прямо надрывается. Ладно бы по делу, а то по пустякам – это уже бесит.

– Слушаю.

– И знаешь, кого?

– Знаю.

– Ты поразительно угадываешь звонки. Как это тебе удаётся?

– Сам не знаю, – иду на смягчение.

– Ты у всех угадываешь?

– Нет, только твои звонки. Они такие же упорные, как ты.

– Просто я очень эмоциональная натура, а ты этого не ценишь.

– Учту.

– Чем ты там занимаешься, совсем пропащий? Может, завтра в кафе смотаемся? Так хочется посидеть на людях.

– Не могу. Режим.

– Понятно, – снисходительно вздохнула Ольга на том конце провода. – А я, между прочим, жажду чего-нибудь более существенного, чем сон по режиму.

Ничего не понимаю. Почему она решила, что именно меня надо (или можно?) приглашать в кафе? Она, наверное, видит во мне совершенного недотёпу, которого надо, как котенка, тыкать носом в молоко? Зачем я ей нужен в кафе? Это всё равно, что пойти на танцы с бабушкой. Меня, эта ресторанная суета всегда раздражает, поэтому я там совершенно неприспособленный. Да и кто я ей? Не жених ведь, а товарищ по службе. Ну, в лучшем случае коллега, хороший знакомый, единомышленник по проблемам, над которыми вместе работаем. Но не фраер же, протирающий штаны по кабакам? Позвонила бы другому – тому же неугомонному Вадиму, или мечтательному Потапову – их только кликни! А разницы никакой – все из нашего отдела. Так нет же. Чуть что – сразу меня. Где-то что-то прибить, приспособить, принести, достать – непременно я. Теперь, оказывается, и в кафе должен я. Нет, видно, я тут сам где-то дал маху. Не сумел себя поставить – вот и расхлебываю.

Началось это после вечера, когда мы справляли новоселье нашей сотрудницы. Тогда-то и пошло. Нормальные деловые отношения как-то изменились. То ли мы, попав в домашнюю обстановку, по-иному увидели друг друга, то ли ещё что, но Ольга стала вести себя слишком по-свойски. Весело, вообще-то, было. Я на удивление всем стал отплясывать какие-то немыслимые «и-ха-ха». Ольге это страшно понравилось, она засмеялась, по-детски звонко, и составила мне компанию в танце.

– Вынесу-ка и я свой гибкий стан на средину поля. – И такой ритм задала, что все залюбовались ею. И правда, красивой стала она, эта подвижная кубышка.

А потом, когда все разошлись по домам, где-то в третьем часу ночи затарахтел мой телефон.

– Ну, что тебе?

– Ничего… Я плачу…

– Отчего?

– Слушаю «Лунную сонату» Бетховена и… плачу… поговорить захотелось… ты дошёл нормально?

– М-да… А люди сейчас, между прочим, спят. Кстати, и я уже вполне нормально спал…