– Мой капитан! – и порывистым движением головы задела щекой его горячие, жёсткие губы.
В рубке стало тихо, прохладно. Было слышно, как с шумом и плеском бились за бортом морские волны.
«Радость – это море. Море – это горе,
Шторм – когда беснуется вода-а-а-а…»
Потом Полина все вечера сидела дома возле горячей печи, которую топила не для тепла, а для души. Свет не включала – так казалось романтичней. И ждала, ждала.
Однажды она увидела, а может, просто показалось, как кто-то прошмыгнул мимо её окна. Полина прильнула к стеклу, встав коленями на подоконник, из темной комнаты стала всматриваться в ещё большую темноту ночи, но так ничего и не заметила.
Полина захандрила. Всю ночь не спала. На работу пришла с опухшим лицом.
– Что-то ты мне сегодня не нравишься, – заметила Анна Панкратовна. – Захворала?
– Нет, – едва пискнула Полина.
– Болит что-нибудь?
– Нет, – еще раз пискнула, словно заблудившийся в лопухах цыплёнок.
– Господи, да что с тобой? – всполошилась Анна Панкратовна и внимательно глянула Полине в глаза. – Да ты, никак, влюбилась? – осенило бывалую женщину. – Ой, смотри, девочка. Любовь – это же огонь: чем ярче горит, тем сильней ослепляет.
– Нет! – с испугом выпалила Полина, отстраняясь от неё.
«Пусть ослепляет, – подумала Полина. – Пусть. Только бы не мучиться и не ждать напрасно».
Прошла уже целая вечность, а капитана всё нет и нет. Может, уже забыл её? Может, для него всё это ничего и не значит? Собственно, особенного-то ничего и не произошло, если не считать, то прикосновение щекой к его губам. Такое бывает, наверное, и просто случайно. Но взгляд его? Он говорил больше всяких слов.
И все-таки она дождалась его. Он пришёл холодной, ветреной ночью, когда Полина, уже спала. Она вдруг услышала, вернее, почувствовала кого-то рядом. Она открыла глаза – и увидела его возле кровати: исхудалый, растрепанный, тихий и ласковый.
– Мой капитан! – Полина обвила его шею своими длинными, теплыми руками. – Мой капитан, – шептала она, страстно целуя его.
– Не сон ли это, Полюшка?
– Костя, давай включим свет, мне так хочется посмотреть на тебя.
– Не надо, Поля! – поспешно возразил он и наглухо затянул штору на окне.
И в голосе его, и в движении руки со шторой было что-то непререкаемое, приказное, и в то же время будто бы что-то боязливое.
– Мой капитан боится быть замеченным? Ты стыдишься меня?
– Поленька, дорогая, о чем ты? Я схожу с ума без тебя. Но… я не смею быть здесь. Не смею, понимаешь?
– Почему?
– Поля, я не смею… Ты разве не знаешь? – лепетал он.
– Я и не хочу знать! – решительно заявила она.– Ты – мой! Ты мой капитан! Слышишь?
– Слышу, Поленька…
Ворочались, трещали, гудели в печи сосновые чурочки, нарубленные сильной Анной Панкратовной. Ветер свистел за окнами, хлопал старыми ставнями. Огонь из открытой печи освещал их возбуждённые лица.
Утром, когда Полина проснулась, капитана уже не было. И она поняла, что снова впереди долгое ожидание.
Каждый дeнь Полина выходила на берег и всматривалась в синюю даль моря. По вечерам расставляла на столе все принесенные капитаном «морcкие игрушки»: белоснежные кораллы, раковинки, сухие черепашьи панцири, затвердевшие серые крабы, цветные камушки. Она смотрела на них, любовалась ими, разговаривала с ними. И каких только приключений не видела при этом! С помощью её незаурядного воображения отважный капитан совершал опаснейшие путешествия, какие даже не снились хитроумному Одиссею. И каждый раз её капитан выходил победителем и, в конце концов, возвращался к ней – в её тихий домик.
Эти ее мечты и постоянные ожидания делали её какой-то заторможенной, задумчивой, рассеянной даже днём, на работе, среди людей. И к ней невольно стали присматриваться. Женщины быстро поняли, что происходят с их мастером. При её появлении в цехе всякие разговоры прекращались, обрывались, чуть ли не на полуслове. Но стоило ей выйти, как до неё долетали обрывки фраз: