– Служба? Даёшь ты, бабка. Тебе служба, а мне? Для меня полный кирдык! И что будет с моим садом? Только настало время успокоиться и радоваться.

– Ну, ну, будет тебе горевать. Пожил ведь. Другой жизни здесь и нету. Может, там повеселей будет. Я тебе, голубок ты мой, и так уже много раз давала поблажки.

– Какие поблажки? Когда?

– Аль забыл? Вспомни-ка детство своё, когда вся твоя деревня почти каждый день хоронила детишек. Война, голод, болезни. Ты уж едва дышал, задыхался и просил свою мать, чтобы дала тебе умереть. Я-то уж наготове стояла. Но сжалилась. А когда ты подростком тонул в озере, уже смирился с участью и прекратил сопротивляться. Не появись случайно охотник, где бы ты был сегодня? Помнишь? Так опять же я пожалела тебя, несчастного. Или когда вы с сестрой берёзовые веники вязали для колхозных овец. Ты сорвался с самой макушки дерева. Сестра побежала в деревню за помощью, а ты не мог подняться – земля качалась под тобой. Могу тебе припомнить ещё один случай, когда ты поздно ночью возвращался домой. Уже, считай, был у своего дома, осталось только тёмную арку пройти, и тут-то тебя и окружила целая банда головорезов. Помнишь? Ты рванулся обратно, а там тебя ждала ещё группа парней. Не миновать бы тебе того света, да один из них не признал в тебе их обидчика, и тебя отпустили с Богом.

– Да, помню. И ты всё это видела? Удивительно! И что?

– Да то, что я, голубок, вовсе не зловредная, вовсе не алчная до вашей жизни, как вы все думаете. Особенно нелегко молодую-то жизнь забирать. Так что тебе достаточно было предупреждений, достаточно давали понять, что у тебя жизнь одна, но не вечная. И надо делать выводы…

– И что меня ждёт там? Ты можешь хотя бы намекнуть?

– Не могу. Всё у тебя будет, как положено.

– А как положено? Ведь ты знаешь.

– И ты узнаешь… Хорошо у тебя тут. Хорошо! Не унывай, голубок, ты всё же немало годочков здесь пожил. Так, значит, до скорой встречи!

– Постой! Ты куда исчезла? Испарилась, что ли? Словно и не было тебя.

Полина шла торопливо вдоль заснеженного берега моря и поминутно поглядывала на окна домиков. Она спешила к автобусной остановке, желая тайком уехать, чтобы никто не узнал и не пытался удержать её.

Шла-то она торопливо, но не получалось быстро. Идти по свежему снегу, да с тяжёлой сумкой было нелегко. К тому же чувствовала она себя прескверно. Порывистый ветер с моря так и норовил повернуть её обратно, обжигал лицо и руки. Один домик минует, а там, впереди, другой замаячит. Маленький северный посёлок – дальний рыбоприёмный пункт – из нескольких бараков и полутора десятков домиков растянулся по побережью, кажется, до бесконечности. Живут здесь в основном рыбаки и рыбачки – народ простой, работящий, не избалованный комфортом, но любящий во всём простор и свободу. И чтобы окна домов непременно смотрели на море.

Жила и Полина здесь целое лето. Радовалась тому, что прямо за окном дышало могучее море – то пугающе шумное, то затаённо-грустное, то ласковое, тихое, то озорное, но никогда не бесстрастно-равнодушное…

Полина уходит. Тайком. Прощаясь с другом-морем и поселком, домики которого уставились на неё во все глаза. Попробуй тут проскочить незаметно. В любую минуту могут выскочить и по-свойски бесцеремонно спросить, куда это она направилась в такую рань да с такой огромной сумкой. И что она им скажет? Нет, надо спешить. Надо дотянуть хотя бы до автобусной остановки, а там, среди других, глядишь, в суете и не заметят её.

Полина собрала все силы и прибавила шагу. Но дышать становилось труднее. Не хватало воздуха, что-то жгло внутри, хотя было свежее утро и смешанные запахи морской волны и чистого молодого снега прямо-таки опьяняли.