Именно в то славное время московские врачи определили у Ленки Осиповой открытую форму туберкулеза – наследство казахстанской ссылки. И мама Таня начала кормить дочку Ленку странной и жуткой смешанкой из какао, сала барсука, сала медведя и сока алоэ. Понятия не имею, кто дал ей этот рецепт, но она свято верила в его эффективность. А еще к этой страшной смеси добавлялась то ли водка, то ли спирт. Плюс еще вручную делались шарики из йода.

Вот такой замечательной мешаниной я питалась весь день. С утра до вечера, чтобы излечиться от грудного кашля, привезенного из казахских продуваемых степей.

В общем, с легкими моими ситуация получилась хреновая. И росла Ленка Осипова худая, как черт.

Тогда моему отцу какие-то умные люди сказали, что надо отдавать девочку в спорт. Чтобы почаще бывать на свежем московском воздухе, постоянно находиться в движении, интенсивно и напряженно дышать. Все эти усилия были необходимы для того, чтобы растянуть мои несчастные легкие. Одно из них из-за туберкулеза сделалось размером с кулачок. Вот так вот скрючилось легкое – и совсем не хотело работать так, как надо.

Спасение от чахотки оказалось рядом. Меня отдали в фигурное катание на стадион «Юных пионеров». Это две остановки на трамвае. Я сама ездила на тренировки.

Поверить в это сложно, но у меня уже через год все туберкулезное безобразие зарубцевалось. А рубец на рентгене, кстати, виден до сих пор. Врачи, не знающие моей истории, когда наблюдают на снимках это явление человеческой природы впервые, ахать начинают – вот это сюрприз в пятом межреберье! Ха-ха, посмотрите, коллега!

Я в это же время в «Эрмитаже» играла. Продолжала сниматься в эпизодах в кино. Выступала в театре в гремевшем на всю Москву спектакле Михаила Светлова «Бранденбургские ворота». Была такая шустрая, живая девочка, голосистая – и меня охотно брали. Под бомбежкой орала как резаная «Бегите сюда!» и кого-то звала в укрытие.

А однажды после спектакля за актерские заслуги драматург и знаменитый тогда поэт-песенник Анатолий Сафронов выдал мне коробку пирожных. Я их все съела в один присест и, разумеется, меня сразу стошнило!

Но когда всерьез началось фигурное катание, честно сказать, стало тяжеловато: школа, спорт, театр. Притом что училась я хорошо. Достаточно легко мне давались математика с физикой, да и другие предметы.

В 57-й школе, которая сейчас элитная и знаменитая, училась я с Кузькиным Витькой. Он через несколько лет станет звездой хоккейного ЦСКА и трехкратным олимпийским чемпионом. Когда надо было писать контрольную или диктант, Витя со своими друзьями-балбесами брал бритву – и на глазах у всего класса перерезал себе пальцы. Кровища хлестала, учитель в шоке, диктант побоку.

Вот так мы жили и учились.

Не помню, кто настоял на том, чтобы я именно этим видом спорта начала заниматься, но впервые привел меня в секцию фигурного катания отец.

В какой-то момент нам стали давать талоны на еду. Сейчас невозможно себе представить, какая это роскошь. А тогда рядом со стадионом «Юных пионеров» (сейчас на его месте отгрохали элитный жилой комплекс и отель западной всемирной сети), где начинали свое восхождение многие будущие чемпионы мира и Европы, работала фабрика-кухня. Она относилась к оборонному закрытому заводу, который делал ракеты. Он и сейчас их, кажется, выпускает.

Кормили на фабрике-кухне как на убой.

Я была безумно горда, что приносила домой еду. Мать давала мне какие-то судки, и я приносила к нам на Беговую обеды. Мне казалось, что готовили там очень вкусно.

Иногда мы накапливали эти талоны и обменивали их на деньги по курсу один к двум. Рубль за два талона.