– Ну не здесь же торчать! Мы к девчонкам собирались. К Татьяне зашли так, на всякий случай…
– А я к этой дурочке не пойду! – сразу бросил Витёк фразу в адрес Иришки. – Я от нее устаю через пять минут. Пойду-ка я лучше домой!
– Витёк, не пей больше, завтра куча контрольных, – это на ходу сказал Жорка, выбираясь на улицу от дома Татьяны.
– Чо вы меня учите все, воспитываете все?! Чо я вам, брат или сват? Сам знаю, когда, сколько и с кем пить! – и Витёк демонстративно перешел на другую сторону улицы.
– Вот дурак! – искренне сказал Генка. – Мать его уже лежала в психушке не раз, «белая горячка». Отец уже плачет после того, как чуть выпьет лишнего… Жор, пойдем? У меня поиграем в шахматы или в шашки, ублажим батю…
– Нет, Генаша, я тоже пойду домой. Татьяна правильно сказала: надо заниматься, иначе в МГУ не попадешь.
– Ну, пошли, нам больше полдороги идти вместе.
Давно зажглись уличные фонари. А вот и тот самый высоченный столб-циркуль, с которого свалился их одноклассник Санька Кошкин, доставая малышам запутавшегося в проводах летучего змея. Смерть была мгновенной. Класс в шоке: первая в их жизни смерть одноклассника и похороны. И второе: как можно без пяти минут выпускнику школы не представлять опасности прикосновения к голым электропроводам, да еще на высоте почти двадцати метров?
Молча прошли мимо этого горько-памятного места. Потом была школа, но не их, а для малышни, начальная, где работала Жоркина мама; потом – роддом с вечно орущими под окнами пьяненькими мужиками; здание народного суда и наконец – остановка трамвая, кольцевая, откуда трамвай опять уходил в город. Здесь их пути на сегодня расходились. Генка пошел на параллельную проложенным трамвайным рельсам улицу, где стоял его дом. Жорка отправился в свой «благоустроенный» барак рядом с оврагом.
Витек рысцой довольно быстро добежал до своего дома. Еще полквартала – и вот он, магазин. Он встал на углу такого же, как у него, дома и стал поджидать продавщиц. До закрытия магазина оставалось меньше получаса. Выкурил сигарету, стал замерзать. Не удержался, заглянул в магазин. Девчонки подсчитывали выручку. Одна из них заметила его, толкнула в бок подругу, высокую смуглую брюнетку. Та величественно повернула голову, посмотрела на Витька свысока и тут же повернулась к подругам. Что-то сказала им. Те закивали, на прощанье бросили фразу:
– Возьми пару «жигулевского», свеженькое… Беги, до завтра!
Витёк вышел, ждал подругу на улице. Она несла небольшой сверток – видимо, пиво.
– Привет, карапуз! – небрежно бросила девушка.
– Я тебе говорил, что схлопочешь? Это тебе не поселок кирпичного завода, где ты обитаешь. Здесь пэтэушников нет, в натуре!
– Ой, испугал, Витёчек! Кто тебя еще, салажонка, приласкает и приголубит?
И без перехода:
– Когда к тебе пойдем? Есть пиво свежее, девки две воблы дали. Пойдем к тебе зайдем? Тетя Нонна приходила в магазин, в дупелёчек была… Она, наверное, сейчас спит. Да и отец твой, думаю, уже готов.
– Чо ты буровишь, дур-рра! У меня сестра младшая, бабушка дома… Куда мы пойдем?! В постель захотелось? Давай, съезжай с общаги-то, покупай полдома, тогда и угол свой будет, и поживем как люди. А раз нет этого, тогда заткнись и помалкивай!
– Ладно, мальчик мой, я все понимаю. Но обидно же и хочется, чтоб как у людей…
– Пока будет как у б…
– Тогда веди меня к трамвайной остановке, чтобы я сразу в трамвай и домой.
Недалеко от остановки стоял многоподъездный кирпичный жилой гигант сталинской постройки. Здесь, в крайнем подъезде дома, они и присмотрели хороший теплый закуток под лестницей. Днем там работали местные слесари, дверь, закрываемая на ночь, вела куда-то в нутро жилища. Смена заканчивалась, дверь запирали на ключ, потом выставлялся раздвижной, словно гармошка, заборчик, огораживающий вход от посторонних глаз. Место чистое и даже уютное. Но влюбленных парочек, желающих провести там время, Витёк ни разу не встречал. А может, он так редко приводил сюда свою подругу?