Крутанув головой, он попытался освободиться от объятий. Но женщина вцепилась в него своими невидимыми руками как клещ. Её туфли, обутые на невидимые ноги, взлетели в воздух, и, казалось, повисли за спиной следователя, причём переместившись вслед за перекрещенными ногами – один за один.

Ефремов услышал страстный шёпот женщины:

– Ну что же ты, возьми меня, я так этого хочу!

Возможно, мужчина, барахтающийся в женских одеяниях, наполненных воздухом, и выглядел смешно, но следователю было не до смеха. Услышав звук открывающейся двери за спиной, он выровнялся и повернулся лицом к двери.

Хотя врач скорой помощи и два санитара были предупреждены о необычности пациентки, они не ожидали увидеть картину, возникшую перед ними.

С покрасневшим от усилия лицом, мужчина пытался освободиться от объятий женской блузы, один рукав которой был закинут ему за шею, а другой опустился вниз, к расстегнутому гульфику, из которого был виден мужской половой орган. Над этим органом, к месту сказать, не возбужденному, касаясь его, висели женские ажурные трусики. А над трусиками, в воздухе, висела, собранная в узкую полоску – юбка, а уж над ней блуза. Каким-то странным образом, вещи держались вместе, не распадаясь.

Э…, – только и сумел вымолвить доктор скорой помощи. Санитары, глядя на эту картину, застыли с открытыми ртами, словно загипнотизированные.

– Что там такое? – из-за спин медперсонала скорой помощи, показался Геннадий Николаевич. Окончательно отошедший от первого шока, он тут же, чуть не впал во второй. – Ни хрена себе! – пробормотал он. – Ты, Ефремов, случайно не чокнулся? – это было его второе предложение, которое он смог выговорить.

Картинка, увиденная пришедшими, не была застывшей. Пока они стояли, рукав блузы, опущенный к гульфику, поднялся к вороту. Словно по волшебству, блуза распахнулась, собравшись фалдами, опустилась над юбкой, открыв взору застывших в ступоре мужчин, ажурный, как и трусики, лифчик. Две чашечки лифчика подскочили в воздухе, потеряв форму женской груди, остались висеть над блузой, после того как один из рукавов к ним приблизился. Рукава были как живые. Они скользили теперь по телу мужчины, и все пуговицы, над которыми они пролетали, расстегивались, одежда распахивалась, открывая нетренированное мужское тело.

– Чёрт возьми, что вы застыли, как идолы, – ругнулся Ефремов. – Помогите же, наконец, справиться с этой фурией! Женщина, по-видимому, сошла с ума после изнасилования.

И, хотя мужчины не видели никакой женщины, они бросились на призыв о помощи, исходящий от следователя, барахтавшегося в женских вещах. Только прикоснувшись к ним, медики почувствовали тепло и упругость невидимого тела.

Невидимка сопротивлялась. Она не хотела, чтобы её отрывали от такого желанного тела. Она визжала, кусалась и царапалась. Словом, вела себя, как взбесившаяся кошка. Среди нечленораздельных звуков, которые она выкрикивала, прорывались отдельные слова, и даже фразы:

– Я хочу его. – Несколько секунд спустя, – я хочу вас всех, я люблю вас всех…

Искусанные и исцарапанные, мужчины вчетвером кое-как справились с невидимкой, связав её по невидимым рукам и ногам поясами от халатов и брючными ремнями. Чтобы прекратить её вопли, рот заклеили скотчем, нашедшимся у следователя.

Связанная невидимка мычала и извивалась всем телом. Её извивания были видны только по одежде и связывающим руки и ноги ремням и поясам.

– Может, её в дурдом отвезти? – высказал предположение врач скорой помощи.

– Ага, чтобы врачи дурдома присоединились к своим подопечным. – Иронично сказал Ефремов. – Везите её в Склиф.