– – Ах, тоже! Спасибо вам за это «тоже». Низкий поклон! Так что не выкручивайтесь! Пошлость есть пошлость, гадость есть гадость. И не в том они, что муж с женой чем-то там занимаются, чем им и положено заниматься, а в том, что кое-кто слов боится и строит из себя бог весть какую невинность, а сам в щелочку-то и подглядывает. – – Да в какую щелочку? Причем тут щелочка! Никуда никто не подглядывал. – – А откуда автор узнал, чем они занимались, а? Молчите? То-то! А туда же: «в сердечной смуте, в сердечной смуте»! – – Да это вы про смуту сказали. Причем тут я? Причем тут автор? – – Да какая разница: вы, я, автор? Поехали дальше!

Они лежали, и сна, который обычно наваливается после… В общем, после этого… На сон не было даже намека.

Они лежали и лежали. А потом он сказал:

– Спасибо.

– За что? – спросила она.

– За воду.

И еще только начав говорить, понял, что это не то. Но было поздно, и она произнесла с оттенком разочарования:

– А-а-а…

А как исправить положение, он не знал. Он помолчал еще немного, чтобы получилось не продолжение неудачного разговора, а новый разговор, и спросил:

– Тебе было хорошо?

Он знал, что она ответит: «Очень». И она ответила:

– Очень. А тебе?

Это «А тебе?» он тоже знал, что она скажет.

Он ответил мычанием, которое в книжках передается с помощью «Ага» или «Угу», но на самом деле является двумя «М» разной глубины.

Так они поговорили некоторое время, и, убедившись, что сон не приходит не только к ней, но и к нему, она спросила:

– Много было вопросов?

Но ему почему-то не хотелось говорить о своей работе. Или нет: ему вообще не хотелось говорить, и не почему-то, а вполне естественно. Он сказал:

– Так… А что у тебя?

И тут она почему-то (опять это почему-то) вышла из себя. И бросила раздраженно-иронически:

– Что это ты вдруг обо мне вспомнил?

Не мог же он сказать: «Как это вдруг! Я спросил: Хорошо тебе было?» И ответил незамысловато:

– Как это вдруг? Я всегда интересуюсь.

Они немного попрепирались в духе Когда ты последний раз спрашивал о моих делах? – Да вот… Ну… Я не помню, вчера или позавчера. – Вот именно «Не помню» – и так далее. Наконец, она дала себя убедить, что он всегда интересовался, просто не спрашивал, считая, что она сама расскажет.

– Если тебе интересно… – ритуально начала она.

– Ну, Жень!.. – ритуально ответил он.

Женя начала рассказ о новом проекте своего издательства. Проект назывался… «Насалли».

– Как? – спросил Женя.

Она повторила.

– Хотя бы с одним «с»? – спросил он.

– В том-то и дело, что в оригинале – с двумя. И одним «л». Но нам удалось убедить правообладателей, что на русский рынок так выходить нельзя. Да там вообще все имена как на подбор. Причем, как будто кто-то нарочно еще и усиливал. Скажем, к имени Хулио мы – спасибо сериалам – привыкли. Так он у них еще и без последнего «о».

– Они – это кто? – спросил Женя.

– Купидондцы.

– А! Я думал, это американский или европейский проект.

– Нет. Купидонский. Ведь вот же, маленькая страна…

– Как-никак, член Британского содружества.

– Разве что. Короче, они придумали эту Нассали, и она заполонила все шопы мира. Там такая политкорректная история, как говорится, дети разных народов. Этот самый Хули и его сестра Пердела (в оригинале с одним «л») – латиноамериканцы. Дальше – арабчонок Насри, японцы Сики и Саки, эти – двоюродные, так сказать, кузен и кузина и, понятное дело, из Нагасаки. А как тебе – негритяночка из Экваториальной Африки Соска Хэ?

– Как? – не удержался Женя.

– Как слышал. Соска Хэ. Причем, «Х» – именно по-русски, не английское «аш» с придыханием, а – как они наше «х» записывают – «ка аш». (Математику в разговоре с математиком было удобней называть английские буквы именами их латинских предшественниц.)