Глава 4, о том, что Сабина вовсе не приёмыш, о каникулярных потребностях и о Тёте Моте, которой придётся носить в тюрьму лук и сигареты

Сабина бросила сумку на пол и побежала в ванную комнату. Всё оказалось именно так, как она и предполагала: нос был красным, и только быстрое вмешательство могло его спасти.

С толстым слоем крема на носу она появилась в кухне и выложила на стол пачку банкнот.

– Это на бензин, – сказала она и с гордостью окинула взглядом собравшуюся за столом семью.

– Сабиночка… – несмело начала Баба Грошенька.

– Заверяю, что происхождение этих денег не связано с азартными играми и ни с какими другими нелегальными источниками!

Лицо Бабы Грошеньки покраснело, а папа чем-то подавился и должен был убежать в ванную.

– По дороге в бассейн я заехала в галерею, – беззаботно бросила Сабина. – Твои птицы пользуются бешеной популярностью у туристов из Азии, – добавила она, поглядывая на изумлённую маму.

Павлина Трубач энергично прочесала пальцами торчащие во все стороны волосы.

– Но ведь сегодня утром… – начала она.

– Не знаю, как утром, но днём у пани Йоли была хорошая выручка, – Сабина широко улыбнулась. – Она не только продала всех твоих птиц, но ещё и отыскала те деньги, которые не выплатила раньше.

– Пи-пи-пи, – произнесла Баба Мина, которая с некоторых пор выражала своё восхищение или удивление при помощи разных странных звуков.

– И ты пошла в бассейн со всеми этими деньгами? – Баба Грошенька снова обрела дар речи, и к её лицу вернулся нормальный оттенок.

Сабина пожала плечами.

– Наверное, никому бы и в голову не пришло, что у двенадцатилетней девочки в кармане шорт лежат две тысячи злотых, – сказала она и села за стол.

– Это не ваш ребёнок, – заявила Тётя Мотя, глядя на маму.

Мама нахмурила брови.

– У Сабы нос её отца, – сказала она серьёзно, и Сабина почувствовала, что ей становится жарко.

Нос – тонкий и длинный – делал её похожей на одну из птиц-страшилок авторства Павлины Трубач, «художницы с мировым именем», работы которой массово скупали азиатские туристы. Нос был больным местом Сабины, и, по правде говоря, она предпочитала, чтобы эту тему вообще не трогали.

То, что её волосы были густыми и жёсткими, как у матери, а глаза точно такими же зелёными, как у отца, не имело ровно никакого значения по сравнению с носом…

Сабина вспомнила историю с февральской валентинкой. Кое-кто прислал ей листочек с нарисованным цветными карандашами аистом, держащим в клюве улыбающуюся зелёную лягушку. Будучи оптимисткой, Сабина подумала, что это намёк на цвет её глаз, но быстро сообразила, что дело в носе…

В кухню вернулся папа.

– Лицо должно быть выразительным, – провозгласил он и открыл металлическую банку из-под чая, собираясь положить туда деньги.

Сабина деликатно кашлянула, но, видя, что это не действует, кашлянула чуть громче.

Пётр Трубач, художник, посмотрел на жену.

– Ну что же, кое-кому полагается порядочный процент, – сказала Павлина Трубач и, взяв у него из рук банку, отсчитала пять сотенных банкнот.

– Я думаю, этого многовато на каникулярные потребности Сабиночки, – сказала Баба Грошенька, протягивая руку к деньгам. Но Сабина оказалась проворнее.

– Это мои честно заработанные деньги, – заявила она. – Как раз на каникулярные потребности.

– Чап-чап-чап, – прокомментировала Баба Мина, и воцарилась тишина.

Выбегая из кухни, Сабина услышала, как Баба Грошенька вздыхает. Но, по правде говоря, её это нисколечки не обеспокоило.

Выпустив из клетки Крысика Борисика, она вытянулась на кровати и закрыла глаза.

Она оказалась обладательницей целых пятисот злотых – совершенно космической суммы!