Я тренировался пять или шесть дней в неделю и принимал 30–50 таблеток добавок в день. Чтобы заниматься спортом, учебой и работать на неполную ставку в качестве наставника, я выбросил все остальное из моей жизни. Я никогда себе не готовил, предпочитая устойчивую диету из футлонгов (сандвичей) в Subway и семейные пакеты от KFC и спал около пяти или шести часов.

Наблюдая за тем, как моя мать проходит двойную замену тазобедренного сустава, я пришел к убеждению, что рано или поздно мне придется сдаться.

В 22 года я ехал на поезде в один конец, неумолимо приближаясь к дисфункциональной жизни. Я сократил график тренировок вдвое, часто занимаясь только день или два в неделю, начал спать семь или восемь часов в сутки и сел на диету из постного мяса и овощей, которые готовил дома сам. Я все еще помню, как встал на весы и увидел значение 220 фунтов (99,5 кг), на 125 фунтов (57 кг) меньше моего самого большого веса, и подумал, что весы, должно быть, сломаны.

Пределы могут применяться к любой системе, чтобы радикально улучшить результат без существенного изменения исходных условий. Я не тратил больше времени на то, чтобы быть здоровым, я просто изменил пределы, к которым стремился, тратя то же время.

«Дайте мне достаточно длинный рычаг… и я переверну мир».

Устранение этого предела похоже на обретение более длинного рычага. Вместо того чтобы просто поднажать сильнее, мы выясняем, куда нажать, чтобы получить наибольший эффект.

За последние 700 лет Запад видел беспрецедентный уровень роста. Сидя на земляном полу в своей хижине в 1300 г., европейский крестьянин не мог представить себе нынешнего качества жизни большинства американцев среднего класса.

Наши быстрые улучшения стали возможны только потому, что в трех разных моментах нашей недавней истории мы, как общество, верно определили предел экономическому прогрессу и внесли изменения, чтобы повторно обратиться к нему.

Самое последнее – когда предел сдвинулся, чтобы потребовать более сложной работы. Поколение беби-бумеров отправилось в школы и получило опыт и полномочия, бросившие вызов прежним ограничениям. Именно по этой причине нам нравится сегодняшний уровень достатка.

Предел снова переместился со сложной работы (заданий) в сферу комплексной и хаотичной работы (предпринимательство). Несмотря на то что она более чем когда-либо апеллирует к качественному образованию, экономика США ушла от ежегодного прироста в 2,5 млн рабочих мест в период между 1960 и 2000 гг. к сокращению рабочих мест в размере 100 тыс. в первом десятилетии XXI в. Рост не только замедлился, он двинулся вспять.

В своей книге «Четвертая экономика» (The Fourth Economy) автор и системный мыслитель Рон Дэвисон делит последние 700 лет истории Запада на три различных экономических периода: сельскохозяйственный (1300–1700), промышленный (1700–1900) и информационный (1900–2000)[26].

При каждом экономическом переходе мы видели уменьшение прибыли от инвестирования в предыдущий предел. Популярным ответом было бы обозначить наши нынешние экономические проблемы болезненным глобальным спадом. Популярная точка зрения ошибочна. Мы не проходим через глобальную рецессию – мы переходим от одного отдельного экономического периода к другому. Конечно, модель четырех разных периодов упрощена.

Экономика и общество являются гораздо более сложными системами, чем сборочная линия. В одном обществе могут существовать различные пределы. По всему Западу все еще есть сельскохозяйственные рабочие (фермеры) и промышленные рабочие, но самый широкий сегмент западного населения занят в экономике знаний, и это та часть экономики, которая за последние сто лет несет ответственность за создание большей части доступных ныне изобилия и богатства.