– Наверное, ты удивишься, но нет, я не пыталась добраться до протокола твоего допроса, – в ее голосе не было сарказма, он звучал устало и как-то безучастно.

Во взгляде Амира, обращенном на нее, она уловила сочувствие и жалость – чувства, которые она особенно не любила. Сочувствие куда ни шло, но жалость… Она встряхнула волосами, распрямила плечи и твердым шагом направилась к Максиму.

– Максим, мне надо поговорить с тобой.

Тот отпил несколько глотков холодного сока, поставил стакан на место и произнес:

– Прости, Наргиз, но сегодня не получится. Я очень устал и хотел бы побыть один. Давай отложим разговор на завтра. – С этими словами он, коротко попрощавшись, вышел из номера Амира и направился в свой.

Несколько долгих секунд Наргиз смотрела вслед за исчезнувшей фигурой Максима.

– Не злись на него, – раздался рядом голос Амира.

– Я и не злюсь, – пробормотала она.

– Сегодня он был в морге…

Она кивнула.

– Я так и подумала. Он мог бы не ходить туда.

– Он должен был увидеть его собственными глазами.

– Он опознал его?

– Только по одежде и обуви, которые продемонстрировали ему. – Помолчав немного, Амир добавил: – Не трогай его сегодня.

Наргиз не ответила. Вернувшись в свой номер, она, не раздеваясь, бросилась на кровать и больше часа пролежала с открытыми глазами без единой мысли в голове, потом неожиданно вскочила с постели, вышла в коридор и спустилась на третий этаж. Она была уверена, что Максим не спит. Тот действительно не спал, хотя не сразу открыл дверь.

– А, это ты, – произнес он как-то равнодушно, не отодвигаясь и не пропуская ее.

– Можно войти?

Он с явной неохотой посторонился, и она прошла в комнату.

– Амир сказал мне, где вы сегодня были.

Он ничего не ответил, прошел к высокому окну и прижался лбом к холодному стеклу.

– Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. – Она встала рядом с ним. – Я сама испытала шок, когда увидела его обгоревшее тело. До сих пор не могу прийти в себя.

В глазах Максима, когда он повернулся к ней, было столько муки и боли, что первым ее желанием было обнять и утешить его, но стоило ей протянуть к нему руки, как он отстранился.

– Прости, Наргиз, но я хочу побыть один. – Он провел рукой по усталому лицу и вымученно улыбнулся.

Странно, общее горе должно было объединить их, но в действительности отдалило друг от друга. Почему? Из-за вчерашнего разговора? Неужели он подумал, что она усомнилась в нем, поверила в его причастность к убийству Чингиза? Как такое могла прийти ему в голову? Что она вчера сказала не так? Или ему не понравился тон, которым она говорила? Да, кажется, ее вчера немного занесло, в нее словно бес вселился. Но что бы и каким бы тоном она ни говорила, у нее и в мыслях не было, что он может пожелать убить Чингиза. Ей и так было плохо, почему он заставляет ее чувствовать себя виноватой? Она редко обижалась на людей, считая, что чаще всего человек совершает неблаговидные поступки не с целью обидеть и оскорбить, а из-за недостатка ума и ли отсутствия хорошего воспитания. Но Максима нельзя было упрекнуть ни в том, ни в другом. Впервые она почувствовала настоящую обиду. Она судорожно сглотнула, пытаясь взять себя в руки, потом резко повернулась и пошла к выходу.

«Я должна взять себя в руки! – говорила себе Наргиз, направляясь в свой номер. – Все это только начало, и если я не смогу справиться с этим сейчас, то смогу ли потом?» Звук собственного голоса в какой-то степени успокоил ее, пройдя сквозь бурливший в ней водоворот. Она ощутила жуткую усталость – ей уже так давно не удавалось как следует выспаться, что она даже не помнила, каким бывает настоящее, лишенное сновидений забвение.