Я не встречал серьезных возражений психологов против теории И. Канта (1994, с. 205–206) или следующих из нее очевидных выводов о том, что в окружающем мире без человека нет предметов или вещей, а есть лишь нечто называемое «вещами в себе». Только некоторые исследователи задумываются над тем, что «вещь в себе» – это и не вещь вовсе. С. Л. Франк, например, говорит, что понятие трансцендентного предмета, непознаваемой вещи в себе подлежит устранению.

Сам И. Кант так и не объяснил, что же он понимает под своей «вещью в себе». Э. Шредингер (2000) пишет: «…Кант шокировал нас полным отказом: мы никогда не узнаем абсолютно ничего о его “вещи в себе”» (с. 49).

Добавлю, что из-за этой недосказанности возникло множество неясностей, сохраняющихся до сих пор. Г. Г. Шпет (2010, с. 116), например, считает «вещь в себе» предметом, а мы постоянно сталкиваемся сейчас в литературе с попытками «удвоения», а то и «утроения» сущностей. Кроме «вещи в себе» и вещи в форме психической репрезентации этой самой «вещи в себе», в окружающем мире появляется и более понятная здравому смыслу третья вещь – предмет. И все же вещь, как можно заключить из теории И. Канта, появляется лишь в сознании человека.

Повторю, что кантовская «вещь в себе» – это вовсе не предмет, к которому мы привыкли. Это непонятное и почти трансцендентное, то есть недоступное нам никак, кроме как в форме наших же психических репрезентаций, нечто, которое превращается в предмет лишь в процессе взаимодействия с человеческим сознанием и лишь для него. Именно сознание трансформирует в предмет это амодальное, аморфное нечто[24]. Следова-тельно, вне сознания нет предмета, а есть лишь фрагмент кантовской почти трансцендентной «реальности в себе».

С. Л. Франк (1995, с. 86) пишет, что человеческое сознание не копирует предмет, а «некоторым образом владеет “самим предметом”, объемлет его и включает в себя», «предмет есть особый момент в строении самого сознания». Далее автор (с. 87), однако, высказывает мысль о том, что «сознание включает в себя черту объективности или “предметности”», и предлагает «расширить сознание до пределов всего мыслимого бытия».

Скажу еще определеннее: там нет дублера предмета, а есть сам единственный и отсутствующий где-либо еще оригинал, то есть сам предмет… Перефразируя У. Оккама (цит. по: Смирнов, 2010, с. 142), напомню, что не следует умножать сущности без нужды. В окружающем мире есть нечто, взаимодействующее с нашим телом, в результате чего в нашем сознании возникает антропоморфная репрезентация этого нечто, отличающаяся сущностно от того, что есть вне нас. Но именно она и является для нас предметом, который мы считаем частью окружающего физического мира.

Повторю, что психическая репрезентация, данная нам в виде предмета, сущностно отличается от «вещи в себе». Так, ощущение красного или зеленого цвета – это не электромагнитные волны. Но для нас именно наша психическая репрезентация становится настоящим и единственным предметом физического мира. Общим для «вещи в себе» и ее репрезентации в сознании является лишь понятие вещь, которое и вводит нас в заблуждение. Правильнее было бы поэтому «вещь в себе» называть, например, частью «реальности в себе», так как она еще и не вещь вовсе. В вещь же превращается лишь ее чувственная репрезентация в сознании, конституированная к тому же понятием, обозначающим данную вещь.

Этот мой, кажущийся новым вывод на самом деле совсем не нов… Э. Шредингер (2000), например, пишет: «Мир дается мне лишь единожды, а не один существующий и один воспринимаемый» (с. 50). «Разум построил объективный окружающий мир философа-натуралиста из своего собственного материала. Разум не мог справиться с этой гигантской задачей, не воспользовавшись упрощающим приемом, заключающимся в исключении себя – отзыве с момента концептуального создания. Поэтому последний не содержит своего создателя» (с. 42–43).