Концепция переходной многоукладности позволяет отойти от линейного понимания процесса социально-экономического развития, видеть в нем разнокачественность этапов, диалектику усиления восходящих укладов и ослабления нисходящих, видеть в этом движении тормоза цивилизационной инертности и деструктивный потенциал вестернизации. При этом многоукладность не сходит на нет. Она дополняется в одних звеньях (преимущественно авангардных) и замещается в других – в угасающих субсистемах.

По публикациям последнего времени хорошо видно, что наши востоковеды не считают возможным вести изучение современного состояния экономики и социумов Востока без апелляции к глобальным процессам, без учета противоречивого воздействия последних на региональные тренды. Убедительно звучат аргументы ученых в обоснование тезисов о пределах глобализации, о переформатировании былого (западноцентричного, американоцентричного) миропорядка. Жесткие схемы включения в экономические и политические объединения перестают быть доминирующей формой международного сотрудничества на долгосрочную перспективу. Все чаще расчет делается на ситуативное партнерство, на межгосударственное объединение под конкретную задачу16.

Заслуживает серьезного внимания типологическая разработка, предпринятая академиками РАН В.В. Наумкиным и В.Г. Барановским17 на историческом материале вековой жизни ближневосточного ареала – зоны имевшей, имеющей и сохраняющей стратегическое положение в геоэкономическом и геополитическом смысле. Один из ключевых выводов их работы гласит: сопряжение глобальных и региональных мегатрендов имеет место быть, и оно предопределяет результирующую траекторию, но в противоречивом соотношении, при котором региональный воспринимает действие глобального, но придает ему специфическое содержание, часто идущее вразрез глобальному. «Развитие на региональном уровне впитывает в себя некие глобальные тенденции, но отнюдь не определяется ими полностью. Более того – может даже им противоречить, тормозить исходящие от них импульсы и производить прямо противоположные по направленности, характеру воздействия на социум и реальным последствиям. Но и глобальные мега-тренды не являются лишь общим знаменателем (или суммой) тех процессов, которые развиваются в региональном контексте. Хотя корректирующее воздействие последних может быть исключительно весомым»18.

И еще одно общезначимое наблюдение, высказанное недавно В.В. Наумкиным: глобализация сегодня не отменяется, но она сопровождается противоположным трендом. Причем контрглобализационный эффект достигается геополитическим действием. Геополитика все чаще поедает достижения экономической глобализации.

Трудами многих своих поколений отечественное востоковедение внесло весомый вклад в цивилиографию, в понимание роли мировых религий в качестве стержня локальных цивилизаций, в объяснение устойчивости цивилизационных реальностей, социокультурных идентичностей народов Ближнего, Среднего Востока и Северной Африки. Обозначенная тема перекликается ныне с вопросом допустимости экспорта либо трансплантации иноцивилизационных структур в устоявшуюся на протяжении веков общественно-экономическую среду. А в случае допустимости такого экспорта необходимо привлечение внимания к специфическим формам адаптации. Нельзя не признать: коллегам из востоковедческих рядов удалось серьезно пополнить теоретическую аргументацию по этому поводу.

Работа на дальневосточном треке дала два очевидных и плодотворящих достижения. Во-первых, то, что связано с изучением преобразований, обеспечивших восхождение современного Китая, – реформирование экономического базиса, перевод его на рыночную платформу при сохранении основ политической надстройки. Полагаю, что анализ и интерпретация китайского (а также вьетнамского) опыта вновь подводит нас к теме конвергенции двух систем, активно обсуждавшейся на финале «перестройки».