По ходу дела позволю себе лирическое отступление. Раз уж устами президента Российской Федерации (на валдайской встрече 2021 года) в полный голос говорилось о кризисе капитализма как системы, то хотелось бы понимать: что за этим кризисом должно последовать логически? Если не социализм, от которого многократно открещивались с высоких трибун, то что же еще? А, если не социализм, то, может быть, все же некая конвергентная модальность? Хотя бы постольку-поскольку мы отрицаем фукуямовский «конец истории»19. И тогда нам придется оценить результаты преобразований под брендом «социализма ХХI века», получившего прописку в Латинской Америке в начале нашего века. Пока осуществляемого, откровенно говоря, без убедительного позитива.

Другой внушительный итог – изучение опыта «новых индустриальных стран», которые прорвали порочный круг «периферийной обреченности». Таким образом, аргументация конвергентности сегодня может отталкиваться не только от шведской либо норвежской «печки», как это чаще всего практиковалось ранее. Кстати, к последнему сюжету резонно добавить рассуждения о социализме с российской спецификой, если мы хоть как-то всерьез воспринимаем аналогичную китайскую идеологему. Почему нет?

Но, конечно, трудно обойтись без превосходных степеней в оценке монументального труда – пятитомной энциклопедии, посвященной исследованию философского наследия духовной культуры Китая, издания, вышедшего под редакцией академика РАН М.Л. Титаренко20 и удостоенного Государственной премии РФ. Излишне сегодня говорить о вкладе духовного мира Поднебесной в философское достояние современной мировой науки.

Что же дало изучение европейского опыта в пределах современного Евросоюза? Во-первых, конечно, то, что вытекает из богатой практики интеграционных процессов21, из экспериментов с преодолением неравенства условий и возможностей отдельных участников. В свете все более настойчивых интенций отхода от доллара и перехода на расчеты в национальных (либо альтернативных) валютах заслуживает пристального внимания изучение опыта создания коллективной резервной валюты в ЕС. Во-вторых, думаю, что в круг плодотворных итогов европеистики входит сегодня осмысление результатов разработки и осуществления Брюсселем «зеленого курса». Разумеется, в части его конструктивных итогов. Наконец, аналитически и методологически значима оценка возможностей и пределов гармонизации социальных прав на пространстве Евросоюза. Но сегодня очевидно: исходные различия слишком велики для расчета на скорое выравнивание национальных ситуаций.

Рассматривая соотношение общего и особенного в интеграционном опыте ЕС, лидеры отечественной европеистики говорят сегодня о переоценке первого и недооценке второго. К такой точке зрения склоняют кризисные тенденции, отчетливо проступающие в современной практике Евросоюза. В свою очередь, недооценка многообразия в рамках ЕС заводит в тупик и в политической практике, и в аналитической работе.

Творческий анализ отношения участников Евросоюза к проблематике безопасности, к военному строительству на коллективной основе осуществлен академиком В.В. Журкиным22. Это исследование дает ключ не только для оценки прошлого опыта, увенчанного Лиссабонским договором. В книге В.В. Журкина мы находим ключ для понимания противоречивой реальности последнего времени. Автономный проект ЕС в сфере безопасности и обороны остался в потенции, но на практике во многом лишился первоначального импульса. Пока возобладала «круговая порука», навязываемая Вашингтоном и цементируемая механизмами НАТО.

Внося вклад в теорию международных отношений, европеисты нынешнего поколения обращают внимание на симптомы эрозии западоцентричного мира. Среди прочего это прослеживается, по мнению чл.-корр. РАН Ал. А. Громыко, на путях эволюции политической философии, которая ныне проявляет себя как «родственник» экономического неолиберализма