– Конан, там город!.. – прошептала она, боясь даже надеяться. – Или… или это нам только мерещится?

Киммериец долго не отвечал. Он несколько раз добросовестно открывал и закрывал глаза, отводил их в сторону и вглядывался опять. Город не уплывал, не рассеивался и не исчезал.

– Холера его знает, – проворчал Конан наконец. – Можно попробовать проверить… Все равно терять нечего!

И бросил саблю назад в ножны. Потом нагнулся к девушке и могучими руками подхватил ее, точно ребенка.

Она слабо воспротивилась.

– Я пойду сама, Конан… Не трать силы!

– Там, впереди, сплошные камни. От твоих сандалий одни обрывки останутся!

У девушки на ногах действительно были легкие зелененькие сандалии, совсем не приспособленные для дальних переходов.

– И потом, – продолжил Конан, – если мы хотим добраться туда, нам лучше поторопиться… Так я хотя бы в полный мах буду шагать!

Неожиданно подвернувшийся шанс выжить сообщил стальным мускулам киммерийца небывалую силу. Он устремился через пески так размашисто и упруго, как будто только-только начал свой поход. Конан был варвар; дикая жизнь наградила его выносливостью и выдержкой зверя. Там, где цивилизованный человек давно бы сдался и умер, он продолжал сражаться и побеждал…

Насколько ему было известно, они с Наталой последними оставались в живых из всей армии принца Альмарика. Совсем недавно эта пестрая и беспорядочная орда под водительством кофийского принца, устроившего неудачный мятеж, разрушительной песчаной бурей пронеслась по землям Шема и залила кровью стигийское приграничье. Стигийцы снарядили войско в погоню, и мятежники с боем прорубились сквозь черное царство Куш… лишь для того, чтобы бесславно рассеяться в пустынях дальнего Юга. Конан мысленно сравнивал путь мятежной армии с течением речного потока, могучего при истоке, постепенно мелеющего в жарких берегах – и наконец исчезающего по капле в пустынных песках. Все погибли – наемники, беглые разбойники, бродяги и прочий беззаконный люд. Только и осталось, что кости, кости, кости от горных равнин Кофа до здешних никем не измеренных дюн…

Когда стигийцы дали им последний бой и вместе с кушитами окружили обреченное войско, Конан мечом проложил себе путь на свободу и удрал на верблюде вместе с девчонкой. Так что теперь повсюду у него за спиной – враги, а единственный оставшийся путь вел на юг, то есть в пустыню. В самом сердце которой они с Наталой, как видно, и находились.

Девушка была родом из Бритунии. Конан обнаружил ее на рынке рабов в шемитском городе, который они взяли штурмом и грабили, и недолго думая взял в свою собственность. Ее на это согласия он спрашивал всего менее. Однако нынешнее положение Наталы так разительно отличалось от той жалкой участи, что ждала хайборийку в каком-нибудь шемитском серале, что она приняла свою судьбу с благодарностью. Вот и пришлось ей волей-неволей поучаствовать во всех приключениях Альмарикова злополучного воинства, а теперь вместе со своим благодетелем она пыталась выжить в пустыне.

Несколько дней они только и думали, как бы оторваться от скакавших по пятам стигийских наездников, а когда это им удалось, они не решились повернуть к северу. Они пробивались вперед, сквозь пески, надеясь отыскать воду, но воды все не было, и они лишились верблюда. Тогда они двинулись дальше пешком, и последние дни дались им сплошной мукой. Конан как мог оберегал свою спутницу… Наталу худо-бедно успела закалить походная жизнь, она продержалась много дольше, чем какая-нибудь изнеженная горожанка; но вот сегодня ее силам пришел конец.

Солнце немилосердно жгло черноволосую голову киммерийца. Перед глазами все плыло, к горлу подкатывала тошнота, но он скрипел зубами и шагал, шагал, шагал, не сбавляя темпа. Было похоже, что город ему не причудился, он был реален.