Так, несмотря на то, что Конан-киммериец уничтожил и воскрешённого Сердцем Аримана могущественного ахеронского мага Ксальтотуна, и ждущую вторжения Владык Небес зловещую секту Т’л’гхара, и выродка-колдуна Уталоса, над опустошённым войнами и междоусобицам землям Аквилонии и Немедии вновь нависла нешуточная угроза.

1.

Небосвод полыхал оранжевым закатным заревом, словно высь пламенела где-то на далёком юге, в краю бескрайних знойных саванн. Синий сумрак опускался на окрестности Альты непроницаемой завесой. Её плотный полог сейчас разрывал единственный мощный источник света в округе – гигантский, сложенный из брёвен, янтарно-алый погребальный костёр. В нём пылали изувеченные останки прежней владычицы Альты – баронессы Тилайи – любовницы Конана и некогда бывшей опытной наёмницы и ловкой воровки. Сейчас в чудовищно искорёженном и разорванном изнутри остове тела, вдобавок искажённом и охваченном языками ненасытного пламени, прежняя светловолосая, сероглазая, белокожая бритунка была абсолютно неузнаваема.

Отблесками извечных гиперборейских льдов светились голубые глаза Конана. Рвущиеся ввысь языки огня окрашивали кожу лица варвара, замшевые куртку и штаны в оранжевый цвет, идентичный необычному неба, а чёрным волосам придавали каштановый окрас.

У погребального костра монарх-воитель был один. Так решил он сам, и никто не посмел ему перечить…

Когда останки Тилайи догорели, а угли ещё тлели, варвар позволил порыву внезапно налетевшего предутреннего ветра развеять её прах и пепел.

Киммериец редко скорбел о прошлом и утратах. И ещё реже бездействовал, предаваясь мрачным тризнам, пьянству и праздным воспоминаниям о навеки потерянных подругах или погибших соратниках. Подобные обычаи и поступки были свойственны большинству презираемых варваром цивилизованных людей, когда тех постигали невосполнимые утраты. Конан, напротив, предпочитал действовать, причём зачастую вопреки крайне неблагоприятным обстоятельствам. Поэтому по праву монарха, победителя и прежнего приятеля погибшей баронессы Тилайи принялся распоряжаться в Альте (клочке земли на крайнем северо-востоке Аквилонии и стыке Пограничного королевства и Немедии), как полновластный владелец поместья. Разумеется, никто из замковой прислуги, челяди и двух десятков солдат не осмелился перечить прославленному своей неукротимостью королю-варвару… К тому же оказавшемуся здесь в компании двух своих не менее мрачных и внешне крайне опасных дикарских соратников. Сухощавого аэсира Алгунда с жёлтыми волосами и жёстким взором синих глаз и светловолосого голубоглазого здоровяка Холтара – полуаэсира-полунемедийца. Он выглядел как старший и более мощный брат третьего компаньона Конана – эзотерика Тейдрика. Этот пока не пришёл в сознание, но и в таком состоянии будто излучал таинственную настораживающую ауру, несвойственную обычному человеку…

Теперь Конан даже внешне выглядел уверенно и властно. Хотя ещё полдня назад, с трудом выбравшись из коварного петляющего подскального потока, мокрый, голый и кровоточащий из многочисленных ран и шрамов (полученных в ходе почти неравной и безнадёжной схватки с бурным течением и острыми камнями) киммериец скорее напоминал дикаря-неудачника. Изгоя, отвергнутого племенем и попавшего в передрягу. Впрочем, почти так и было. Особенно когда варвар обнаружил разорванные изнутри и опалённые снаружи останки Тилайи. А возле них обожжённого от шеи до пояса бессознательного гандера Тейдрика, осунувшееся лицо которого окрасом почти сравнялось с его пепельными волосами. Конан самолично понёс на плечах еле дышащего приятеля в замок, оставив бренные останки подруги на месте. Ведь той было уже не помочь. Лучше скорее придать изуродованное тело огню. А для этого, как минимум, нужна немалая поленница дров и пламя. Этого не миновать. Для рубки и подготовки необходимых дров погребального помоста есть простолюдины. Но сейчас тратить усилия попусту или праздно заламывать руки в отчаянии, стенать и рыдать, как было свойственно в подобных ситуациях многим цивилизованным титулованным людям, киммериец не собирался. Сначала стоило позаботиться о живых, том же Тейдрике, а мертвецы подождут. Также в подобной ситуации поступила бы и сама Тилайя. Поэтому северянин лишь зло стиснул зубы, напряг свои силы и жилы. Нервы были натянуты, словно корабельные канаты при шторме. Сердце бешено колотилось, будто готовилось вырваться из груди. Кровь стучала в висках и бурлила в венах. Мускулы грозили лопнуть. На душе его было совсем невесело. Почти звериные инстинкты Конана словно вопили. На него словно водопадом обрушивались напасти. Хотя вполне вероятно, это всё происки той особы, представившейся «богиней