Лежит как лед.
Люди в недоумении смотрят на свои новые тела, сплюснутые, плоские, жуткие, кто-то видит вокруг себя сплющенных тварей, хочет вскрикнуть от ужаса, не сразу понимает, что выглядит не лучше… ну как не лучше, ну у него щупики подлиннее будут, и спереди волнами, волнами, это в нынешнем сезоне модно, вон, все девки вокруг него так и вьются…
…недавние враги оглядываются, не понимают, что дальше, то лед, а то горячий, а тут – горячий лед.
Ёхьё задумывается, что дальше делать, где найти место, чтобы там и твердь, и туман, и туда врагов поселить. А ведь надо еще где-то найти место, чтобы пространство не выпрямлялось и не искривлялось, а как это сделать, вообще непонятно…
Ничего.
Цаха придумает что-нибудь.
Она вообще умная.
Цаха не слышит.
Цаха не до того.
У Цаха праздник.
Ну, и у остальных у всех тоже.
Люди празднуют приход весны. Не век же зиме быть.
Люди жгут огни, славят весну. И Цаха весну славит.
Солнце приближается. Не будет больше многовековой зимы…
…не будут падать камни с неба, отпадали своё…
…влага испаряется. Когда солнце уходит, пар застывает и падает на почву глыбами льда. В это время местные жители переживают непогоду, укрываясь в пещерах, а потом всем миром празднуют приход солнца и окончание сезона камнепада. К сожалению, немногие переживают приход солнца – за бессолнечные годы, проведенные под землей, люди успевают забыть, что раскаленное солнце, поднимаясь в зенит, сжигает все живое…
У людей праздник.
А у Цаха нет.
Цаха думает, что делать, как людей предупредить, не закричишь же во все горло – ау-у-у-у, лю-у-у-уди-и-ии, не ходите на солнце – не услышат, на смех поднимут, а то и вовсе на костре сожгут…
А вот что…
Цаха знает…
…люди в изумлении оглядывают неведомый мир, непривычные тела, да какие тела, это не тела, это не пойми, что, волны, волны, волны.
Празднуют весну…
…а, ну да.
Люди же весну празднуют.
И правда, какая разница, какие там тела, чего там тела, праздник же, весна же, зима уходит, солнышко возвращается, вот оно уже собралось в крохотную точку, скоро вспыхнет. Кто-то в неведомых лабораториях уже сварганил давно забытые всеми молекулы с давно забытыми названиями, азот, углерод, водород, аденин, гуамин, цитозин, тимин, белки, кислоты какие-то – получилось что-то причудливое, переплетенное, кто-то говорит:
Колосья.
Обряд такой.
Обычай на праздник весны.
Все спешат на колосья посмотреть.
И Цаха спешит.
Посмтреть.
Сталкивается с кем-то, отчаянно пытается понять, это в каком мире столкнулась, в одном, в другм, в третьем, не-е-ет, это вообще какой-то мир незнакомый…
А.
Ну да.
Цаха делает шаг в сторону:
П-простите.
И этот, с которым Цаха столкнулась, тоже делает шаг в сторону:
П-простите.
Этот.
Его Ёхьё зовут.
Смотрят друг на дрцга в суете праздничного карнавала, тут что-то сказать надо, знать бы еще, что. Мимо мелькают миры, миры, миры, что-то происходит, понять бы еще, где, что-то несется с грохотом…
…погибли двое, по предварительным данным находились на проезжей части…
Мертвая наполовину
– Что с тобой?
Ты помнишь, как сказал это:
– Что с тобой?
Как я вошла, ты увидел меня, еще не сразу понял, что случилось, еще думал, шутка какая-нибудь, розыгрыш, а потом —
– Что с тобой?
И тебя можно понять, зрелище было не для слабонервных, и это еще мягко сказано – не для слабонервных. Наполовину – миловидное девичье лицо, чуть подернутое туманом, наполовину – истлевшие кости, паутина дрожит на ветру.
– Что… что с тобой?
Понимаю, что уже не успею придумать какую-нибудь ложь, говорю, как есть:
– Я умерла.
– Ты…
– …умерла. Наполовину.
Кажется, тогда ты даже не спросил, как это – наполовину. Или тебе уже все было понятно.