Скоро.
Здесь.
Сейчас.
Потому что он уже зеленый, весь зеленый, он спит – но мне кажется, он слышит меня, он узнает меня, он…
Шорох в соседней комнате.
Это конь-драконь.
Я знаю.
Конь-драконь.
Отчаянный крик.
Там.
За дверью.
Это не конь-драконь, это… это…
Ее зовут Ирма.
Вернее, звали.
Я не вижу, что происходит там, за дверью – но понимаю.
Её звали Ирма.
Думаю, насколько нам хватит Ирмы. Так и думаю – нам, хотя мне эти Ирма совершенно не нужна.
И что будет потом.
А у меня в детстве конь был.
Конь-драконь.
Из листика.
А мечты сбываются.
А вы мечтайте, и сбудется.
А у меня вот сбылось.
Её зовут Ирма.
Или звали.
– Какой вариант вы выберете?
У меня конь-драконь был…
Конь-драконь…
Цаха
А у нас праздник.
У кого, у нас?
У всех, у нас.
И Цаха со всеми празднует.
Весело Цаха.
Нет, не Цахе.
Цаха.
Не склоняется.
Весь-весь народ – и стар, и млад – празднуют приход весны.
И Цаха празднует.
Весь-весь народ – и стар, и млад – жжет свечи, символ солнца.
И Цаха свечи жжет.
Молодые у стариков спрашивают, а что такое весна. Старики стоят, подбоченившись, э-э-х, молодежь, ничего-то не знаете, все-то учить надо, весна, это… это же…
…и сами замолкают испуганно, сами не знают, что за весна такая.
Веселится народ.
И Цаха веселится.
Еще бы, кончается зима…
…уворачиваться надо, скорей-скорей-скорей…
Ёхьё уворачивается, – и вовремя, смерть пролетает мимо.
Смерть.
Это твердая смерть, это снаряд. А есть еще лучевая смерть, это луч такой. И смерть-пар, пары ядовитые.
Ёхьё прячется за выступами скалы, целится в темноту. Там, в темноте затаились враги, только здесь уже не помнишь, что там враги, кажется, что стреляет сама темнота…
…что стреляет сам свет, острый, жгучий, беспощадный там, с той стороны, где пылающая смерть – вон она, круглая, раскаленная, зависла в небе, враги ей поклоняются, пылающей смерти, храмы в её честь воздвигают…
Ёхьё целится в свет…
…целится в темноту, Ёхьё уже знает, где в темноте враг, Ёхьё только что смотрел из темноты на свет.
Стреляет.
Там смерть.
В темноте.
Ёхьё падает с простреленной головой, еще пытается понять, кто в него стрелял, да никто не стрелял, – но Ёхьё падает с простреленной головой…
…веселится народ.
И Цаха веселится.
Еще бы, кончается зима, не век же ей быть, пора ей уходить уже, чтобы людям жить можно было.
Люди же.
Жить же хотят.
Проснулись люди от многовековой спячки, вылезли из своих нор, смотрят, как собирается в черной пустоте космоса новая вселенная, – еще совсем крошечная, раскаленная, сжатая в бесконечно яркую точку, – во сейчас вспыхнет, сейчас оживет.
Весь-весь народ – и стар, и млад – жжет огни, символ солнца.
И Цаха огни жжет.
Радуются.
Молодые у стариков спрашивают, а когда вселенная – это как? Старики отмахиваются, чего ко мне лезешь, вон, в истоках посмотри, молодые не отстают, а так разве не вспомнишь, старики отмахиваются, смеешься, что ли, я миллиарды лет на свете, что ли, живу?
…что стреляет сама твердь – там, далеко внизу.
Страшное слово, жуткое слово – т-в-е-р-д-ь.
Ёхьё парит в тумане, уворачивается от выстрелов снизу, у Ёхьё это ловко получается, еще бы, всю жизнь парил в тумане, в облаках. Снова стреляют оттуда, снизу, это лучевая смерть, яркая, пылающая, – огромный замок, парящий в облаках, разлетается на осколки, разбитый лучом.
Твердь.
Ёхьё ругается – вслух, во весь голос, – твердь, твердь, тверр-р-р-дь…
…ничего, наша возьмет, Ёхьё ещё не понимает, как, но знает – наша возьмет, разнесем эту твердь до самого основания, мало не покажется…
…мало не покажется. Ёхьё целится в густой туман, Ёхьё знает, где там только что парил вражеский солдат, Ёхьё выпускает снаряд…
…мати-твердь, сохрани и убереги…