Чарлз оглядел ряд бутылок на кухонном столе.

– Тут есть все на любой вкус. Вы молодец, тетя Мириам. Будем пробовать!

– Что это? – удивилась Абби, принимая из его рук стакан и опасливо снимая пробу.

– Открытие века! И стаканчик более-менее чистого оранжада для тети Мириам. – Чарлз сунул мисс Паттердейл стакан и кое-как разместился рядом с ней на тесном диванчике.

– Ты ничего в него не подмешал? – спросила с подозрением мисс Паттердейл.

– Разумеется, нет! За кого вы меня принимаете?

Мисс Паттердейл окинула его суровым, но любящим взглядом.

– Ты был одним из самых отчаянных сорванцов, каких я только встречала.

– Это было до того, как я попал под ваше влияние. Вы – лучшая тетушка на свете!

– Ладно тебе! Кто был у вас в гостях? Кроме Тэддиаса Драйбека и майора?

– Все-все, кроме вас и Нашей Флоры. Это был успех светского сезона! Майор сообщил, что Наша Флора вот-вот ощенится. Шучу! Хотя она так похожа на Ультиму, что я бы не удивился.

– Уллапула, – подсказала мисс Паттердейл. – Я встретила Флору на выгоне, она все мне рассказала.

– Уллапула! – почтительно повторил Чарлз. – Первый раз слышу, но уже одобряю.

– Все равно Ультима Аплифт лучше, – возразила Абби. – Мое любимое имя!

– Даже лучше Умбреллы? – недоверчиво спросил Чарлз, после чего развернулась дискуссия о сравнительных достоинствах абсурдных кличек, которыми награждала своих пекинесов миссис Миджхолм.

Мисс Паттердейл, приняв участие в споре, заявила в своей язвительной манере:

– Вы оба ошибаетесь. Ультима Урф обскакала все клички.

– Ультима что?

– Урф, самая мелкая в помете. Она околела.

– Не понимаю!

– Так называют чахлое потомство, – объяснила мисс Паттердейл. – Клички как клички, вот только, крича на всю улицу: «Урф! Урф! Урф!», чувствуешь себя глупо. Мне, по крайней мере, было бы стыдно. Но у меня нет права насмехаться над Флорой, более нелепые клички для коз, чем Розалинда и Селия, еще надо поискать. Не иначе, у меня случилось помутнение рассудка. Сегодня Селия отвязалась и заблудилась. Я пошла ее искать и встретила Флору. Она гоняла по выгону своих собачек.

– Уллапула уже ощенилась? – поинтересовалась Абби. – Вот бы полюбоваться ее щенятами!

– Придется подождать недели две-три. Флора считает, что роды начнутся не раньше завтрашнего дня. Но на приеме ее не было не из-за собак, просто она не хочет встречаться с мистером Уорренби. У них произошла страшная ссора. Он пинком согнал Улисса со своей цветочной клумбы!

– Вот животное! – ахнула Абби.

– Я тоже против, – поддакнул Чарлз. – Надо нанести ей визит соболезнования. Я симпатизирую Улиссу, достойный песик. Еще «Особого Коктейля Хасуэлла», Абби?

Она с готовностью подставила стакан.

– Благодарю. Уорренби тоже не пришел, – сообщила Абби тетке. – Заработался! То-то Мэвис повторяла про бедного дядюшку, самостоятельно наливающего себе чай!

– Ничего, ему полезно! – усмехнулась мисс Паттердейл. – Если у Мэвис есть хоть чуть-чуть здравомыслия… Чем дольше живу, тем больше убеждаюсь, что от людей, жертвующих собой, в мире одно зло.

Чарлз поперхнулся своим «Особым Коктейлем». Абби, глядя на тетку со смесью возмущения и обожания, заметила:

– Кто бы говорил!

– Хочешь сказать, что я тоже жертвую собой? Вот уж нет!

– Тетя Мириам! Вы всю жизнь трудитесь ради бедных и немощных, только и думаете, что о благотворительности…

– Это не самопожертвование. Просто я – дочь приходского священника и приобрела эту привычку с детства. Кстати, мне нравится. Когда я говорю о стремящихся к самопожертвованию, то имею в виду таких, как Мэвис, превращающих себя в половую тряпку, отказывающихся от всего, что им мило, ради прихотей отпетых эгоистов вроде Сэмпсона Уорренби. Они мнят это добродетелью, но какая же это добродетель? Взять Сэмпсона Уорренби. Если бы ему не позволялось тиранить Мэвис, то он вел бы себя гораздо приличнее и вызывал бы больше симпатии.