– Это необязательно, мам. Дядя Маркус скоро вернется. А я сейчас все уберу. Можете ехать, а то будет поздно.

В комнате повисает гигантское облако пыли. Я продолжаю выбивать подушки. Мама отвечает. Вернее, она кричит.

– Не делай этого, детка!

– Чего?

– Пыль! Она убьет Рауля, у него же астма!

Брат, конечно же, начинает кашлять в тот самый момент, когда мама произносит эту фразу. Так уж он устроен. Мой план срабатывает. Дыхание Рауля становится все тяжелее и тяжелее ― это говорит о приближении приступа астмы. Мама поспешно роется в сумке.

– Баллончик. Я забыла баллончик!

Прежде чем вы решите, что я абсолютно бесчувственная и злая, вроде той девушки, которую волнуют лишь секущиеся кончики волос (честно говоря, я не знаю, что это такое), позвольте мне сказать слово в свою защиту. Не помню, упоминала я или нет, что приступы астмы у моего брата – выдумка. Я в этом уверена. Может быть, после стольких лет жизни с этими фантазиями Рауль и сам верит в них. Я не знаю. Но сразу после того, как мама обнаружила, что забыла баллончик, дыхание брата каким-то волшебным образом пришло в норму. Совпадение? Сомневаюсь. Рауль продолжает раскачиваться в гамаке, делает глубокий вдох и даже улыбается.

– Я в порядке, мам. Мне уже лучше. Если что, всегда можно найти аптеку.

Мама сидит на полу ― вид у нее встревоженный. Это выражение лица мне хорошо знакомо. Я быстро подметаю и продолжаю претворять свой план в жизнь.

– Интересно, есть ли в таком маленьком городе аптека? А если есть, продаются ли там баллончики от астмы?

Мама встает, оглядывает комнату, все еще грязную и пыльную, потом смотрит на меня.

– С тобой точно все будет в порядке, ты уверена?

Я киваю. Отвечаю как будто искренне, хотя подозреваю, что это откровенная ложь:

– Со мной всегда все в порядке.

Если бы я сказала: «Со мной всегда все в порядке, когда я одна, далеко от вас и в воде», ― это было бы ближе к истине, но я не вижу причин поступать с мамой в этот момент так жестоко. Как и в любое другое время. Моя мама ― хороший человек, она просто запуталась. Стала жертвой этого астматически-драматического театра с моим братом в главной роли и жертвой многих других воспоминаний, которыми она со мной никогда не делилась. Историй, о которых мне ничего не известно. Но сейчас не время для претензий, потому что она, наконец, произносит ту единственную фразу, которую я рада услышать:

– Рауль, бери рюкзак. Мы уезжаем.

Брат останавливает гамак, упершись ногами в пол. Я сдерживаю улыбку. Мама дает еще несколько указаний:

– Проверь, работает ли телефон, я позвоню тебе завтра. И скажи дяде, чтобы он сам убирался в доме, потому что у тебя каникулы, ты приехала сюда отдыхать, а не пыль разгонять!

Мама похлопывает меня по спине, берет брата за руку и уходит. Как и я, моя мама не ест сахарную вату, не умеет целоваться и обниматься. Наверное, я переняла это от нее. В данном случае, к сожалению, я оказалась примерной ученицей. Я оглядываю захламленную комнату, пластинки и думаю: вот и настал тот самый желанный момент. Этот дом ― мой!

Я хожу по запыленному дому дяди, словно это ― мой собственный дом. Делаю вид, что так оно и есть. В свои пятнадцать лет я ― хозяйка фермы. С ума сойти, лучше и быть не может. Но это действительно так. Звонит телефон, и, как только мне удается найти красный аппарат под пыльной подушкой, я слышу голос дяди.

– Здоро́во, Худышка!

Так он называет меня, не обращая никакого внимания на вес и мышечную массу, которые мне принесло плавание. Но мне нравится. Дядя умеет обниматься и рассказывать смешные истории, у него милая улыбка. Он обаятелен, как Шику Буарки