– Может, у него увечье, и потому не желает, чтобы его видели. Или просто не столь хорош собой, как его голос. Сцена способна даже урода сделать красавцем.

– О нет, графиня. Позвольте с вами не согласиться, он красив, как Аполлон…

– Так говорят?

– Да, именно так. Маска скрывает его принадлежность к аристократии. Говорят, что он имеет дворянский титул.

– И поэтому «Титулованный соловей»? Чепуха какая!

– Почему «чепуха»?

– Уважающий себя господин, да ещё и представитель аристократии, титулованная особа, никогда не выйдет на сцену исполнять арии. Это просто неприлично!

– Вот поэтому он в маске, – мечтательным шёпотом произнесла Кити.

Князь всё это время внимательно смотрел на графиню. Когда она посмотрела ему прямо в глаза, князь загадочно улыбнулся и отвернулся к окну.

Вереница экипажей тянулась на всю подъездную улицу театра. Чуть задержавшись у ступеней главного входа, они выпускали прелестниц в дорогих туалетах и господ в чёрных фраках. Бесчисленные огни улицы отражались в лужах и удваивались.

Экипаж Ольденбургских остановился в свою очередь перед Имперским театром. Князь спустился первым и помог выйти своим дамам.

Кити как заворожённая положила свою руку на руку отца и последовала за ним.

Мари была рада тому, что князь не обратил на неё своего внимания и ушёл с Кити вперёд. Мари не меньше Кити поразило великолепие театра, и атмосфера торжества совершенно разволновала Мари. К счастью, уже в гардеробе Мари смогла обуздать своё волнение и трепет.

Князь провёл своих дам в их ложу. Кити вошла первая и чуть не лишилась сознания от восторга.

Огромная хрустальная люстра переливалась и отражала тысячи огней. Из бархатных лож этот блеск и свечение ловили и поддерживали невообразимые драгоценные камни и украшения дам.

Огромный тяжелый занавес ниспадал в оркестровую яму, откуда неслись всевозможные звуки.

Мари подошла к Кити и чуть прикоснулась к её плечу:

– Красиво, правда?

– Это прекрасно, Мари. Моё сердце может выпрыгнуть из груди.

Мари ободряюще похлопала Кити по руке.

Князь остался стоять поодаль, в глубине ложи. Он неспешным взглядом окинул зал, и по его выражению лица было понятно, что он многих помнит и узнал.

Из противоположной ложи Кити и князя в свой бинокль разглядывала баронесса Фрау Тицер. Старушка взвизгнула и пихнула в бок своего спящего супруга.

– Дусик! Посмотри, это, кажется… да! Это князь Ольденбургский. Неужели решился появиться! Какая уже взрослая дочь у Ольденбургского!

Барон покряхтел и принял бинокль жены, которым она тыкала барону в нос. Он какое-то время смотрел, приподняв седую бровь, и заявил с позиции знатока:

– Прелестна, она восхитительна! Кажется…

– Да, Кити, – выхватив бинокль, подхватила баронесса. – Как похожа на покойную княгиню, я даже в какой-то момент подумала, что это она. А какая была красивая чета Ольденбургских. Какое горе…

Баронесса шмыгнула носом. Супруг притянул её к своему плечу и сам печально протянул:

– Дааааа.

Рядом с ложей барона и баронессы Тицер расположилась семья Лихониных. Графиня Лихонина вышла замуж за человека, не обременённого никаким титулом, и в связи с этим положение её сына Пьера и дочери Анны было неопределенным. И их нынешнее финансовое состояние оставляло желать лучшего.

Анна Лихонина была хороша собой и умна. Они с Кити когда-то были хорошими подругами, но Анна была старше на пять лет. Она раньше выпорхнула из детских комнат, и их интересы с Кити разошлись.

Старший брат Анны, Пьер Лихонин, в отличие от сестры, по-прежнему часто наведывался в Ольденбургское поместье. Пьер служил у Влада Ольденбургского секретарем. Они часами просиживали в кабинете князя.