На утро Маттео едва успел выйти за порог камеры, оглядываясь по сторонам, как на его плече оказалась рука тюремщика:

– Следуй за мной.

С дрожью в коленях, Маттео последовал за незнакомцем в серой футболке с короткими рукавами, чёрных брюках и вьетнамках на ногах. Тот тюремщик носил чёрные волосы средней длины и вполне густую бороду, а на правом плече была татуировка в виде карты Италии. Ему было лет сорок. Они спустились на второй ярус блока. Там Маттео оказался в весьма необычной камере. Она была необычной хотя бы по той причине, что можно было невооружённым глазом заметить отсутствие стенки, которая когда-то рассекала эту камеру ровно по середине, образуя два отдельных помещения. В середине находился стол, сидя за которым несколько зеков играли в карты; в дальнем правом углу стоял небольшой шкафчик с чёрно белым телевизором, перед которым сидели ещё пять или шесть человек. Около левой стенки был ещё один стол. За ним не было никого, кроме тюремщика, на котором был одет домашний халат, во рту дымящаяся сигара, в руках газета, а на ногах тёплые тапочки. На вид ему было лет пятьдесят-пятьдесят пять. Короткие каштановые полуседые волосы, среднего роста, лёгкая щетина на лице и немного обвисший живот. Зек, который привёл Маттео, обратился к сидящему за столом с газетой:

– Дженнаро, я привёл.

– Как твоё имя? – спросил Дженнаро, аккуратно сложив газету.

– Маттео.

– Охранники сказали ты итальянец.

– Да. – На вопросы криминального авторитета, который даже в заключении жил как у себя дома, имея все необходимые блага, Маттео отвечал, боясь лишний раз дёрнуть пальцем.

– Как давно ты в Америке?

– Год с небольшим.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

– Ты забил до смерти сокамерника. Это заслуживает уважения. А учитывая то, что он был нацистом, ненавидел всех приезжих, и итальянцев в том числе, твой поступок заслуживает нечто большего, чем просто уважения. – Совершив небольшую затяжку, Дженнаро спросил:

– Ты сразу попал на зону с того момента, как оказался в Штатах?

– Можно сказать, да.

– За что посадили.

– Убийство.

Босс итальянцев стряхнул сигару над пепельницей, после чего продолжил расспрашивать:

– Кого убил?

– Восемь подростков и полицейского.

Задрав брови, Дженнаро выразил своё восхищение:

– Это похвально. В твоём-то возрасте.

– Я не один. Нас было шестеро. И копа убил не я, а мой друг.

– Тем не менее. Раз уж ты водишься с такими друзьями, то стало быть, у тебя стальные «шары». – Дженнаро снова втянул дым от сигары:

– У тебя в этом городе есть семья?

– Нет.

– Что случилось?

– Отец не вернулся с войны. А мать серьёзно заболела и попала в клинику.

– Нам нужны такие люди. Хочешь обрести новую семью? Если присоединишься, то никто не тронет. Мы тебя всему научим. И начнём с твоего акцента. Он просто ужасен. По одному только разговору сразу понятно, что мы не американцы. А иногда нужно затеряться в толпе. Ну что?

Маттео долго размышлял, теряясь в догадках на счёт того, кто сидит перед ним. И всё-таки он решил не рисковать:

– Пока, я бы предпочёл освоиться.

– Боюсь, что без крыши, не успеешь.

– Я люблю рисковать.

Дженнаро со своими подручными немного посмеялись.

– Ну что же, Маттео, поздравляю. Ты теперь идеальная мишень для двух десятков нацистов, который сидят в этом блоке. Этого парня – указывая на стоящего за спиной Маттео зека, который привёл его – зовут Лучиано. Если передумаешь, обращайся к нему. Да, и ещё, какой у тебя срок?

– Три и два.

– За убийство сокамерника ты получишь ещё. Учитывая, кем он был, срок окажется не существенным. – Заново раскрывая газету перед собой – И мой тебе совет – старайся впредь не доводить дело до убийства. Можно пересчитать все рёбра, переломать руки и ноги, но только не убивать. Каждый хочет покинуть это место как можно скорее. Так что не стремись к тому, чтобы оказаться здесь на долго. Хотя в твоём случае и пары дней хватит, чтобы слечь.