– Хорошо, я передам, как только мы с ним побеседуем.

– А вы к обедне разве не пойдёте?

– Рано нам ещё на встречу с боженькой, бабусь, – сказал я и похлопал старушку по плечу.

Убранство в доме там, конечно, было шикарным. Мраморные лестницы, стойка для галош, помпезный декор. Моя рука гневно сжалась на цевье винчестера при мысли о том, сколько людей ютилось в душных и крошечных «коечных» при заводах, пока владельцы этих заводов бродили по таким вот просторным залам с высокими потолками.

Я и сам когда-то жил в царских бараках. Спал на кишащей клопами койке в тёмной и прокуренной комнате на двадцать человек. Мало того, что я работал большую часть суток на прилегавшем заводе, так мне ещё и приходилось приплачивать хозяину за тот рассадник тараканов и мокриц!

Нет, пожалуй, сейчас жизнь даже очень хороша. Да, трудно бытовать в условиях постоянной войны, но хотя бы не живу в бараке и не кормлю икрой толстопузого фабриканта. А все его хоромы и хоромы ему подобных теперь служат жильём для тех, кто ранее был лишён всего. Это единственная возможная судьба всех этих излишеств с лифтами, водопроводами и мрамором.

Мой товарищ с аристократическим прошлым, кажется, не разделял моего презрения к обстановке. Однако всё же был не менее напряжён и мял в руках кобуру.

– Что-то мне здесь совсем не нравится, – произнёс Феликс. – Глаз болит. Да и в целом этот дом какой-то нехороший. Прислушайся-ка…

Я навострил уши, но ничего не услышал. Абсолютно ничего.

– Тихо. Мертвенно тихо.

– Именно… Очень тревожно.

Мы стали медленно подниматься по лестнице. Доставать оружие, приходя в жилой дом, было не слишком профессионально, но и у меня теперь было ощущение, что скоро оно может нам понадобиться. Этакая чуйка сработала.

Вот мы на втором этаже. Третья квартира прямо перед нами. Дверь распахнута. Внутри тихо. Мы осторожно зашли внутрь, взведя курки. Прижавшись спиной к спине, мы медленно изучали одну комнату за другой. Ствол винчестера медленно обшаривал внутреннее убранство: я всё ждал засады за каким-нибудь сервантом.

Вскоре все комнаты были осмотрены. Все, кроме одной, которая была закрыта. Мы подошли к её резной двери. Я прижался ухом к деревянной поверхности. Внутри слышалось какое-то копошение и… рычание? Да, будто бы внутри заперли сторожевую собаку.

– Я думаю, он там, – шепнул я напарнику.

– И скорее всего он нас ждёт, – произнёс он.

– Постучимся, вломимся или попробуем сделать всё тихо?

– Когда мы с тобой работали тихо?

Кивнув, я постучался в дверь и выкрикнул:

– Особый отдел ВЧК! Мы знаем, что ты там. Нас здесь много. Наши люди стоят и под твоим окном, и здесь со мной ещё целый отряд. Так что выходи с поднятыми руками!

Копошение внутри стало громче и отчётливее, да и рычание стало беспокойнее. Кто бы там ни был, он, похоже, собрался выйти. Мне подумалось, что это хороший знак и шантаж сработал. Поэтому я отступил на шаг и приготовился садануть предполагаемому преступнику прикладом по голове.

Однако события развернулись совсем уж неожиданным образом. Дверь внезапно слетела с петель, и зверь с пастью, полной чёрной пены, выскочил прямо на Феликса, стоявшего ближе, и вцепился зубами в его руку, прежде чем тот успел среагировать. Бешеный дядька драл моего напарника за рукав, как озлобленный пёс. Я даже опешил от происходящего, но уже через мгновение пришёл в себя и всё же долбанул прикладом по голове нападавшего.

Тот, конечно, слетел с моего товарища, но даже не думал вырубиться или остепениться. Напротив, он практически сразу вскочил на ноги и стал сверлить нас раскрасневшимися безумными глазами. Всё его тело неестественно дёргалось и дрожало. Тут же он попытался атаковать уже меня.