– Ну что, как очередной буржуазный враг встретил свой конец? – спросил меня внезапно появившийся в дверях Йозеф.

Койот, кажется, что-то да откопал. По крайней мере, это можно было понять по его довольной улыбке.

– Его убили мечом, причём довольно необычным. Палаш или что-то вроде того.

– Время смерти подтверждается? Его действительно убили утром?

– Ну, судя по замутнённым глазам и иссохшим слизистым, можно сказать, что действительно прошло где-то полдня. Но не больше.

– Что-нибудь ещё узнал?

– Ну он был довольно одиноким. А ещё был проклят.

– Опа… Правда? Вот у нас и мотив образовался. В их среде, мне кажется, за такое вполне могут убить.

– Не думаю, что это могло быть мотивом. Он хорошо скрывался.

– Всё тайное рано или поздно становится явным. И когда это происходит, могут случаться самые неприятные события.

Йозеф сделал несколько шагов по комнате и остановился у рабочего стола доктора, внимательно всмотревшись в разбросанные по нему бумаги. Вдруг он взял одну маленькую книжицу и открыл её. Полистав исписанные страницы, он подозвал меня и спросил:

– Что это за язык такой?

Я всмотрелся. Страницы были изрисованы чудными знаками, каждый из которых был старательно выведен и вписан в длинный последовательный ряд, нигде не прерывавшийся. Это мало походило на привычные слова, да и значки не были похожи на буквы, которые я когда-либо видел.

– Какая-то шифровка, скорее всего, – заключил я.

– Стоит пытаться её разгадать?

– Без ключей и навыков криптографии? Не имеет смысла. Да и вряд ли там будет много полезного.

Он покачал головой и продемонстрировал мне обложку, на которой красовались большие белые буквы: «Великое проклятие». Затем он начал листать страницы, заостряя внимание на причудливых и не очень аккуратных рисунках, изображавших различные мутации, происходящие при проклятии.

– Доктор, вероятно, очень увлекался изучением проклятия и его влияния на организм, – сказал Йозеф и, в подтверждение своих слов, кивнул на стол, полнившийся похожими рисунками проклятых зверей.

– Неудивительно для того, кто сам подвергся этой напасти. Но это нам всё равно ничего особо не даёт. Прочитать его записи мы всё равно не сможем, если нам с неба не упадёт ключ. Да и даже в этом случае не вижу особого смысла…

– Смысл взять книжку с собой есть. По крайней мере, когда мы будем говорить с подручным доктора, товарищем Заречным, это окажется дополнительной темой для разговора. Это, возможно, последний с кем погибший говорил перед смертью, и он вполне может что-то знать про его изыскания. Не мог же Шариков в одиночку заниматься всей этой исследовательской чепухой.

– Ну, тогда поехали к нему?

– Э, нет, не сейчас. У меня другой план. Мы идём спать до самого утра. Утром расспросим соседей-работяг о том, что они видели, а уже после поедем на другой конец Москвы. Нам великодушно выделили кровать покойника.

– Ты же не собираешься…

– А почему нет? Не домой же ехать сейчас. Кроме того, когда я был на фронте, то спал на сырой земле, укрывшись одной шинелью. После этого мне любая кровать будет мила и приятна. Да и тебе, насколько я помню, нынче нелегко живётся без собственного угла. Хорошо ли отказываться от бесплатных перин?

– Ну да, я, конечно, сейчас практически бездомный, однако…

– Вот и отлично. Я буду спать первым, а то уже сутки не сплю. А ты постой на вахте.

– Ладно, мы считаем морально приемлемым спать прямо на месте преступления, но зачем нам друг друга сторожить?

– Потому что мы на месте преступления. А ещё потому, что я совсем не доверяю этой свинке. Мало ли что выкинет. Так что давай, я подремлю пару часов, ты меня разбудишь, и я тебя сменю. В восемь опросим местных и двинем дальше.