Чтобы получить новое жильё нужно, чтобы на каждого члена семьи приходилось не более то ли 6, то ли 8 квадратных метров. У большинства жителей коммуналок этих метров было более, поэтому, как сидели коренные ленинградцы в своих унылых коммуналках, так и остались в них сидеть, а спальные районы стали обживать лимитчики из общежитий.

В капиталистическом Петербурге тоже много строят, но для жителей коммуналок цена новых квартир – вещь неподъемная. А поэтому Вика информирует, что если в 1996 году в Петербурге было 200 625 коммунальных квартир, в которых проживали 587 099 человек, то в 2011 году число жильцов коммуналок увеличилось до 660 000 человек. Таким образом, изобретение коммунистов цветет и пахнет.

Тогда – не сейчас! В связи с убийством Кукуладзе и её сына была поставлена на уши вся милиция. Преступников поймали в Поти. В соответствии с гуманными советскими законами (гуманными по отношению к законопослушным гражданам) приговорили их к расстрелу, чтобы они больше никого и никогда не убили.

Судили негодяев в Грузии. Никого из жильцов на процесс не пригласили, но допросили всех. Когда люди спрашивали следователей, за что зарезали женщину и мальчика, те отвечали: «Тайна следствия». Так и не узнали жильцы генеральской коммуналки, в чем провинилась Нана перед «двоюродными братьями».

Целый год простояла комната, где была убита Нана, пустой. Никто не хотел селиться в страшной комнате. Тогда, по согласованию с управдомом, поставили жильцы в этой комнате дополнительные батареи и превратили её в сушилку для белья.

Когда мама посылала Лешку в сушилку снять высохшее бельё, он шел туда с неохотой. Снимая белье, он все время посматривал в темный угол. Ему казалось, что там стоит Васо.

Голубятня на гараже

Длинный коридор в коммунальной квартире, а также кухня и места общего пользования убирались ежедневно. Уборка производилась жильцами по очереди от комнаты к комнате, по числу проживавших в комнате людей. Лешкина мама убиралась три дня. В приборке участвовал и Лешка. Его функция заключалась в выносе в конце дня на помойку содержимого мусорного ведра.

Во всем доме эмира бухарского, в котором и обитал Лёшка, самым гадким местом был дальний угол заднего двора. Там размещалась помойка. Возле помойки было темно, противно пахло. Перед помойкой всегда стояла лужа.

Но не это коробило Лёшку, когда подходила его очередь выносить мусорное ведро. А напрягала Лешку необходимость отдавать пять копеек Ваське Ишаку, который по вечерам дежурил у помойки и встречал каждого пацана, выносившего ведро, требовательным окриком: «Гони пятак!» Таким нехитрым способом собирал Ишак за вечер до пятидесяти и более копеек.

Пятака было не жалко. Ну, что купишь на пять копеек? Но было обидно отдавать деньги ни за что, ни про что. Однажды Лёшка отказался платить дань:

– Нет денег.

– Завтра гривенник.

– А если и завтра не будет?

– Послезавтра пятиалтынный. – А если и послезавтра…

– Тогда в лоб, – не дал закончить вопрос Васька.

Утешало то, что собранные деньги Ишак тратил не на папиросы, не на пиво, а на доброе дело – на корм для голубей, которых он держал в голубятне, расположенной на крыше большого гаража, примыкавшего к помойке. А возле помойки он крутился не ради пятаков. Ежевечерне, в темное время он охранял голубятню от воров. Свой пост он покидал с заступлением дворников на ночное дежурство.

Голуби были не Васькины, а его старшего брата, который, уходя на службу в Красную Армию, передал их Ваське на сохранение.

Фамилия у Васьки была Южаков, которая у народа естественно трансформировалась в Ишаков, а отсюда и кликуха – Ишак. Учился Васька в восьмом классе. Понятно, что денег у него не было, а кормить голубей надо. Вот он и изворачивался. То у мамки поклянчит, то пятаков насобирает, то выкуп подвернется.