Огромен интеллектуальный вклад Макиавелли в дело освобождения и единства Италии. Его имя упоминали практически все вожди освободительного движения. «Я – Италия, великая и единая. И воспитал меня Николло Макиавелли», – писал поэт Джозуэ Кардуччи[40].
Довольно интересно сравнить известность Макиавелли с отношением историков к его знатному приятелю и выдающемуся итальянскому мыслителю Франческо Гвиччардини*. Последнего, кстати говоря, временами считали продолжателем макиавеллистской политики на практике, хотя это и неверно: он был «всего лишь» реалистическим политиком. Это был выдающийся политический мыслитель и заметный государственный деятель своей эпохи. Однако сейчас его имя за пределами его страны знают только несколько тысяч специалистов по итальянскому Возрождению, в то время как о Макиавелли по крайней мере слышали все люди, считающие себя образованными. Да и прижизненное интеллектуальное влияние политика и историка периодически переоценивают. Иногда утверждается, что возражения Гвиччардини против идей своего старшего (по возрасту) приятеля в работе «Размышления по поводу рассуждений Макиавелли о первой декаде Тита Ливия» подталкивали Италию на путь сохранения коммунальной средневековой разобщенности[41]. Да нет, для этого у него не хватало вышеупомянутого интеллектуального влияния, причем как после смерти, так и при жизни, когда его политическая звезда горела ярко и блеск ее казался несравнимым с якобы малозначимым в политике и своих сочинениях Макиавелли.
Можно с уверенностью сказать, что после своего бурного успеха «Государь» отчасти пал жертвой собственного успеха. Многие оригинальные и революционные мысли стали общепринятыми понятиями, уже не поражающими воображение читателей. Многие битвы, которые автор вел против ортодоксии, кажутся сейчас тривиальными и скучными, просто потому, что он давно уже одержал сокрушительную победу.
В настоящее время вклад Макиавелли в современную политическую науку общепризнан, а сам автор фактически канонизирован большинством политологов. Впрочем, в ряде случаев и в современной науке встречается скептическая нотка, а то и прямая критика в отношении не частностей, а всей предложенной флорентийцем концепции, пусть даже такой подход и является исключением. Так, замечательный русский философ Алексей Лосев писал о Макиавелли, что «предлагавшиеся им методы государственного правления являются жесточайшим и античеловеческим механицизмом, возникшим в виде полной противоположности эстетическим и свободомыслящим идеалам возрожденческой Италии. «Государь» Макиавелли формально тоже является возрожденческим титаном. «Макиавеллизм» – все тот же возрожденческий титанизм; этот титанизм освобожден не только от христианской морали, но и от морали вообще, и даже от гуманизма».[42] К личному поведению Макиавелли Лосев также относился крайне отрицательно.
Вообще очень трудно разобраться в причинах морализма, неожиданно овладевшего великим русским философом. Скорее, всего, причина заключается в недостатке его сведений о морали и нравах как героев Возрождения, так и самого Макиавелли. При желании можно и Леонардо да Винчи обвинить в множестве грехов, однако никто из современных исследователей этого, к счастью, не делает. И дело не только в том, что современное общество становится терпимее. Просто мы уже свыклись с мыслью о том, что существуют разные культуры, не говоря уже о временах, и не следует судить нечто только потому, что оно отличается от привычного нам.
Поклонники утверждали, что в «Государе» Макиавелли продемонстрировал способность исследователя выделить универсальные правила человеческого мышления, мотивации и действий, тем самым предвосхищая по духу образование Галилеем новой науки о природе