Веселье продолжалось, люди раскрепостились, рассказывали забавные истории и анекдоты, смеялись.
Внешне суровая Ингрид тоже достаточно непринуждённо поведала комичную историю, вызвав взрыв громогласного хохота, и завершила свою речь картинно поднятым бокалом и всё тем же призывом: Tervisex!
Спрашивать её о переводе полиглот Никита не стал – ему и так всё было понятно. Дама по аналогии с Эльзой Францевной, а, соответственно, с ненавистными с детства алгеброй и геометрией, изначально вызывала у него опасливый холодок где-то между лопатками. Никите так и казалось, что сейчас респектабельная коллега, оставив весёлый тон, вызовет его к доске, заставит решать сложную задачу, доказывать теорему или спросит о том, чему в его голове не найдётся никаких объяснений. Все версии резко контрастировали со словами Ингрид.
«Наверное, это было незабываемо», – прокомментировал про себя остроумный Никита необычный текст, повторявшийся женщиной в немалых лета́х, и оживлённо посмотрел на Ингрид, которая так настойчиво твердила слова, которые не принято произносить публично.
Когда после чьей-то очередной тирады то же самое выражение снова прозвучало из уст замечательной дамы, он пришёл в недоумение.
«Как-то её заклинило! – думал Никита, осушая бокал и отчасти испытывая некую неловкость за годившуюся ему в бабушки Ингрид. – С виду такая приличная женщина!»
Мысленно он даже попытался её оправдывать. «Может быть, выпила лишнее», – сердобольно и сочувственно думал Никита, глядя на красивые зелёные камешки с бриллиантовой россыпью в серьгах разошедшейся Ингрид. Посверкивающие украшения словно ёрнически поддерживали общую легкомысленность слов, вылетавших из тонких губ.
Никита поддался нахлынувшему адвокатскому настрою и стал объяснять такую сосредоточенность на определённой тематике иначе. «Видимо, это менталитет, – сказал себе полиглот, – и у них так принято. Или это тост такой? Хотя вряд ли – обычно на всех языках желают здоровья».
Он настолько проникся идеей, что и сам стал, поднимая бокал, полушёпотом приговаривать вслед за соседкой начавший изрядно забавлять его тост – Tervisex!
Вечер закончился.
На следующий день Никита, заглянувший на утреннюю пятиминутку к начальнице Веронике в кабинет, подвёл итог:
– Всё прошло замечательно! Но какая странная эта Ингрид!
– Что же в ней странного, Никитушка? – недоумённо поинтересовалась Вероника, осторожно попробовала дымящийся кофе из стоявшей перед ней чашки и отставила её в сторону, потому что напиток показался ей обжигающим.
– Обаятельная солидная дама. В возрасте. Умная, знающая. Само очарование! – стала перечислять она достоинства Ингрид.
Вероника была старше своего подчинённого на добрый десяток лет, а потому относилась к нему покровительственно, снисходительно, с материнской иронией к его неожиданным ребячествам и умилявшим её полудетским взбрыкам.
– Да она весь вечер говорила один и тот же тост – «За первый секс да за первый секс!» – объяснил свою оценку впечатлённый Никита. – Странная какая-то!
– Что-что она говорила? Я такого не помню, – с округлившимися глазами и изменившейся интонацией спросила Вероника. – С чего ты взял? Какой секс?
– Так вчера в ресторане эта очаровательная и обаятельная дама только и твердила: Tervisex-tervisex! – весело отозвался Никита.
Вероника подозрительно взглянула на хихикающего юношу-полиглота, быстро набрала на экране стоявшего сбоку компьютера слово в поисковике, прочитала, прыснула, от души расхохоталась и повернулась на крутящемся стуле к подчинённому.
– Ники-ит! Солнце моё! А ты знаешь, как это переводится? – поинтересовалась она.