Выстрел прорезал морозный воздух. Хрипы и стоны оборвались. Несчастный солдат упал, пачкая снег кровью. Пуля попала не в него, а перебила удерживающую его веревку.

– Мы не обращаемся с людьми как со скотом, – сказал Федор Князев, опуская дымящийся кольт. – За воровство, мародерство, нарушения дисциплины – товарищеский суд. Надо будет – расстреляем. А пороть и унижать никого не позволим. Довольно с нас ихнего воспитания. Свободные люди сами держат ответ за свои поступки, – Князев убрал кольт в кобуру. – Братва, приказ пришел из Петрограда. Кончилась офицерская власть над нами. Дисциплина теперь в бою только. В прочее время – равноправие. И солдатский комитет нам надобно избрать. Митинг через час. Приходите решать всем миром, как жить дальше станем.

С массой Князев всегда говорил на ее языке.

Солдаты разошлись, по пути сбиваясь в кучки и оживленно переговариваясь. Приказа офицера “свободны” никто из них не стал дожидаться. Двое задержались, чтоб поднять с земли окровавленного товарища.

– Это ведь было ради его же блага, Федор, – сказал Щербатов, кивнув на наказанного. – Он бы отлежался недельку, а там до конца жизни забыл бы, как воровать. А теперь кто научит его не зариться на чужое?

– Теперь люди сами будут себя учить. Для этого ничья власть им не требуется, – ответил Князев. – Ты, Андрей, когда установки прицела станем выставлять, тогда и примешься командовать. А до того не лезь на рожон. Лбом стены не прошибешь. Наша власть теперь, народная. И на фронте, и на гражданке.

С тех пор минуло полтора года. Теперь Щербатов прибыл узнать, не разочаровала ли его товарища народная власть, выстраиваемая под руководством большевиков.

Князев вошел, сел напротив. С их последней встречи он будто бы состарился лет на пять. Ему ведь и тридцати еще нет, вспомнил Щербатов. А выглядит потрепанным жизнью.

– Ну здравствуй, раз уж приехал, – сказал Князев.

– Здравствуй, Федор. Как тебе служится под началом комиссаров?

– У нас нету больше комиссара, – ответил Князев и бросил отчего-то быстрый взгляд на каминную решетку.

Щербатов понял, что уместно будет воздержаться от оценок этого факта.

Князев тяжело облокотился о стол:

– Рассказывай, с чем пожаловал.

С этим человеком не стоило тратить время на светские беседы и лирические отступления.

– Зову тебя присоединиться к Белой армии, Федор. Тут недалеко Псковский наш корпус. Завтра поднимитесь – через три дня уже погоны нашивать станете. Тебя произведем в полковники. Кто тут у тебя командует – всем офицерские чины согласно полковому расписанию, жалованье соответствующее. Во внутренние дела твои вмешиваться никто не станет, управляй своими людьми как сам знаешь. Никаких комиссаров, будешь и царь, и бог. Со снабжением у нас здесь пока перебои, но сейчас поставки от англичан налаживаются, так что голыми-босыми не останетесь. Что сами станем получать, то и с вами разделим по-братски.

– Полковник Князев. Звучит гордо! – краском усмехнулся. Встал и размашисто зашагал по комнате, сложив руки за спиной. – Дельный ты человек, Андрей. По существу изложил, без трескотни. Без стенаний про крестный путь России и всей этой кудреватой чепухи. И все ж таки. Как станем сражаться, то решим, не впервой. Ты другое скажи мне. За что зовешь сражаться? За восстановление старого порядка?

– В первую голову – против большевиков, – Щербатов пытался подобрать верные слова. – За новый порядок.

План действий Щербатов обдумывал все последние месяцы, и среди офицерства Добровольческой армии этот план пользовался некоторым успехом. Но краткое, емкое определение – Новый порядок – пришло только сейчас. Досадно будет теперь, если доведется принять смерть, так и не поделившись им с единомышленниками!