Молодой человек, неплохо говоривший на немецком и пронизанный идеями национализма, пришелся по душе керивныку*. Тот с пристрастием расспрашивал его о себе, участии в борьбе с Советами и положении дел на Украине.

Результатом стало направление Судоплатова на три месяца в нацистскую школу в Лейпциге, где он познакомился с рядом оуновских руководителей. Их тоже заинтересовал новый сподвижник, пришлось рассказать легенду*. По ней достойный племенник своего дяди состоял на Харьковщине в банде, сражаясь против большевиков с комиссарами, а потом находился в подполье, сжигая сильрады и убивая комуняк.

– Настоящий герой, – переглядывались эмигранты.

Встречи же с Коновальцем продолжились, он поделился планами. К ним относилась подготовка административных органов для ряда областей Украины, которые предполагалось освободить в ближайшем будущем, причем украинские националисты должны были выступать в союзе с немцами.

Помимо этого Павел знал, что в их распоряжении уже имеются две бригады, в общей сложности около двух тысяч человек, которые предполагалось использовать в качестве полицейских сил в Галиции*, входившей тогда в состав Польши.

– Мы наведем на исконно украинских землях порядок! – выпячивал Коновалец подбородок. – А всех москалей, пшеков и жидов возьмем к ногтю! (грозно потрясал кулаком). Павлу хотелось дать ему в морду, но приходилось изображать восторг.

Оуновцы всячески пытались вовлечь нового соратника в борьбу за власть, которая шла между двумя их главными группировками: «стариков» и «молодежи». Первых представляли Коновалец и его заместитель Мельник, а «молодежь» возглавляли Бандера с Костаревым, но это не удавалось.