О высокой исторической миссии Коминтерна писал кубинец Б. Рока, подчеркивая, что «рабочие всего мира обязаны ему самыми действенными уроками в отношении вопросов стратегии, тактики и методов организации национальной и всемирной борьбы против фашизма и империализма»[71]. Историческую заслугу Коминтерна в содействии теоретическому, политическому и организационному строительству коммунистических партий, подготовке и закалке партийных кадров отмечали первый секретарь ЦК КПУ Р. Арисменди и кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, секретарь ЦК КПСС Б.Н. Пономарев[72].

Историки, не имевшие собственного опыта партийной работы в те годы, придерживались общепринятой в коммунистическом движении точки зрения, тем более что опровергнуть её было невозможно из-за отсутствия доступа к документам. Как справедливо отмечал М. Кабальеро, коммунисты постоянно находились между Сциллой и Харибдой гордости за принадлежность своих партий к единственной мировой партии с центром в Москве и боязни признать присутствие за действиями компартий внутри страны «руки Москвы»[73]. Разоблачение «измышлений» и «гнусных фальсификаций воинствующих антикоммунистов, утверждавших, что Коминтерн вмешивался в дела компартий Латинской Америки, что международное коммунистическое движение, в том числе и в странах Латинской Америки, управляется из Москвы», стало традицией марксистской историографии[74]. Было невозможно даже пытаться анализировать международную составляющую функционирования любой компартии, находящейся в подполье или действовавшей легально, т. к. это автоматически привело бы к обвинениям в подрывном характере ее деятельности, инспирированной извне. Такое лавирование означало, по сути, отказ от главного принципа, положенного в основу самого существования всемирной компартии, – международной партийной дисциплины, предусматривавшей и получение директив из центра, и обязанность исполнять эти директивы, и определенные организационные и финансовые отношения между штаб-квартирой III Интернационала и его секциями.

Попытки оспорить утверждения о единстве действий компартий, строящемся на «приказах из Москвы», на строжайшем исполнении указаний «находящегося в руках Москвы Коминтерна», приводили или к голословному отрицанию такой взаимосвязи, или к невольному подтверждению тезиса, подвергавшегося критике. Яркий пример последнего показала книга заведующего международным отделом ЦК Венгерской Социалистической Рабочей партии Ф. Пуйя «Единство и дискуссия в международном коммунистическом движении». Утверждая наличие права отдельных отрядов коммунистического движения, действующих иногда в отличающихся условиях, на различные взгляды по тем или иным вопросам движения, венгерский коммунист указал среди важнейших основ монолитного единства на демократический централизм. В качестве другой основы единства Пуйя выделяет признание руководящей роли КПСС: «.опорой монолитного единства было наличие руководящего органа, “центра” коммунистического движения, который был создан коммунистическими партиями и функционировал также на добровольной основе… Коммунистические партии принимали оценки, решения и постановления Коминтерна и считали их обязательными для себя, в том числе, как правило, и те партии, которых касались эти оценки или решения. Естественно, и в период монолитного единства проявлялись идеологические и политические разногласия между той или иной коммунистической партией и остальными партиями. Для разрешения разногласий использовались различные методы: дискуссии, критика, убеждение, но, к сожалению, и административные меры – принятие решений, в которых клеймились отдельные партии, смена руководства отдельных партий, роспуск некоторых партий и даже их “исключение” из коммунистического движения.