Джанни. Мне сказали поторопиться, когда я пил кофе в лавке, и, боясь опоздать, я разбил чашку, лишь бы вам угодить…

Орацио. Мне жаль, что из-за меня случилась такая неприятность.

Джанни. Пустяки. Post factum nullum consilium{17}.

Орацио. (Веселый у него нрав, право слово.) Скажите, синьор Джанни, нравится ли вам Венеция?

Джанни. Нисколько.

Орацио. Нет? Отчего же?

Джанни. Оттого, что вчера вечером я свалился в канал.

Орацио. Бедняга! Как это произошло?

Джанни. Вот как: когда ладья…{18}

Орацио. Так вы говорите по-тоскански?

Джанни. Во всю прыть.

Орацио. Второй дзанни не должен говорить по-тоскански.

Джанни. Скажите мне, дорогой синьор, а на каком языке должен говорить второй дзанни?

Орацио. Должен говорить по-бергамски.

Джанни. Должен! Я сам знаю, что должен. Но говорит-то он на каком?

Орацио. Я не знаю.

Джанни. Тогда сначала узнайте, как говорят Арлекины, а потом уж и лезьте со своими поправками. Ля-ля-ля, ля-ля-ля. (Весело напевает.)

Орацио. (Он всякого рассмешит.) Расскажите все-таки, как вы упали в воду.

Джанни. Я вылезал из гондолы, одна нога уже на земле, другая на борту лодки. Лодка отошла от берега, и я из бергамца стал венецианцем.

Орацио. Синьор Джанни, завтра мы даем новую комедию.

Джанни. Всегда готов: красив, горд и смел.

Орацио. Помните, играем не по-старому.

Джанни. Будем играть по-новому.

Орацио. Вкусы теперь не те, что прежде.

Джанни. Хорошее и бергамцам нравится.

Орацио. Зрителям теперь подавай самое лучшее.

Джанни. Вы все делаете, чтобы меня запугать, но ничего у вас не выйдет. Мое дело смешить, а чтобы рассмешить других, я должен сам смеяться и думать тут нечего. Будь что будет, но я только об одном буду просить, буду умолять моего драгоценного, моего добрейшего зрителя: ради всего святого, если он захочет наградить меня парой дюжин яблок, пусть они будут печеные, а не сырые.

Орацио. Хвалю вашу откровенность. В ком-либо другом она могла показаться дерзостью, но для Арлекина, который, как вы сказали, должен смешить, эта веселость, это бесстрашие – отличный капитал.

Джанни. Audaces fortuna iuvat, timidosque и так далее{19}.

Орацио. Сейчас мы выслушаем поэта, а потом прорепетируем несколько сцен.

Джанни. Вам нужен поэт – он перед вами.

Орацио. Вы к тому же и поэт?

Джанни. И еще какой!

(Уходит).

Орацио. Недурно, недурно. Мне это по душе. У Арлекина даже стишки сносны. Никто, однако, не идет. Пойду потороплю. Сколько терпения требуется от директора труппы! Кто не верит, пусть попробует этак с недельку, и у него тут же пропадет охота, я уверен. (Уходит.)

Беатриче и Петронио.

Беатриче. Ну же, синьор доктор, не упрямьтесь, идемте. Я хочу, чтобы вы были моим кавалером{20}.

Петронио. Боже избави.

Беатриче. Отчего так?

Петронио. Потому что, во-первых, я не такой дурак, ставить себя в зависимость от причудливых женских настроений. Во-вторых, даже если бы я на это пошел, то только не в труппе: человек рассудительный уносит все, что пованивает, подальше от дома. И в-третьих, потому что с вами мне пришлось бы играть роль доктора из комедии «Свекровь и невестка»{21}