Позвонила Петровна̀ с хорошими новостями: дали ей испытательный срок и коробку именную, со сроком заполнения в два дня. Если не справится, погонят, не учитывая даже прошлые заслуги, но она уже работает, мальчики-мужелюбы на кухне уже выдрачивают друг друга и обещают успеть. Она бы еще долго расшаркивалась с благодарностями, но Сла̀в выключил телефон: мешала сосредоточиться по сегодняшнему досугу.

***

Самое простое было с революционерами. Проще, чем даже убедить женщин выбривать причинное место, навязать уникультуру, толерантность и научить торговать деньгами. Самому кровожадному революционеру Агасфер не дал в тюрьме закончить жизнь самоубийством, даже с пяти попыток. Лишь для того, чтобы увидеть, как его обезглавят на гильотине. А Марата прямо в ванне Шарлотта зарезала кинжалом, в руке держа список «врагов народа», тех, кого он приговорил к смерти. И Дантона, что наживался на революции, не без его, Агасфера, участия, гильотировали. Довелось ему в свое время пошоркаться рядом с Азефом (Евно Фишелевечем) особо продолжительный период, когда он пребывал в тюрьме «Моабит», и до самой его смерти. Агасфер ему и номерок 446 выхлопотал на могилку. Азеф много и часто упоминался как провокатор, и с ним было мило и поучительно общаться. Агасфер и состряпал его в провокаторы, ибо тот очень серьезно готовился убить Николая II, а того еще время не пришло, да и смерть другая была приготовлена. Но он же и помог Азефу избежать ликвидации однопартийцами. Позже в толковом словаре появится слово «азефщина» в значении крупной политической провокации. Агасфера, конечно же, радовала столь высокая оценка его работы.

Агасфер оттолкнул Христа не потому, что ненавидел: страх навис над ним в тот момент. Страх был в виде реального римского стражника с тяжелой плетью в руке. Трусость – отвратительный из пороков, по трусости совершается половина предательств и мерзостей. Другая половина – из гордыни, жадности, злобы и лени вместе взятых. Придет время, когда дьявол обрушит на людей непреодолимый страх. Лишь вначале он придет пророком, миротворцем и врачом, вроде как в любви рожденный от мужчины и женщины. А пока выгуливалась Антидева и выкармливался Антиобручник, Агасфер знал: как только задуманное свершится, все, кто имел хоть малейшее отношение к мистификации рождения младенца, будет на веки вечные опущены очень глубоко. И будет ли его подопечный в свином обличии или в обличии черта, все будут пожираться, отрыгиваться и вновь пожираться.

***

Добрались до «Вечного кайфа» – здоровенного сооружения, но издалека не очень-то и видного. Фокус в том, что привычный для всех туман доходил до его середины, все остальное пряталось, и кабинки появлялись как бы из ниоткуда. Было на что посмотреть: при каждой остановке кабины менялись пассажирами, было видно, как и без трусов перебегали. Потом колесо делало еще пол-оборота, и опять кто-то менялся, но, чтобы это оценить, все же надо было почувствовать. А пока можно вкусно покушать. Тут все было рядом и наглядно. Внутри большой сферы – ресторан и сцена с танцовщицами. Посадили за стол, пришел распорядитель, взял заказ и поинтересовался у них о предпочтениях. За троих ответил Вовчѝк, что им надо как всем. Распорядитель смутился: было понятно, что предпочтения у всех тут разные. Сла̀в сказал, что подумает, тот расшаркался и смылся. Сзади подсели две барышни – сочные, с хорошими формами. Вовчѝк спросил, где тут можно – в кабинках? Но они радостно объявили, что тут можно везде, и если мальчики не знают, куда идти, то они знают. Вовчѝк с большим другом ушли за какие-то ширмы, ведомые девочками.