Юрик молчал.

– Его – Юрик, меня – Стрючок, – сказала я.

Тётенька расхохоталась вновь.

– Рано радуешься, – сказала ей Мама. – Посмотрим, что ты скажешь через 10 дней.

Именно 10 дней мы собирались прожить на даче у незнакомой нам весёлой маминой подруги, как я поняла. Я спросила об этом. – нет! – они договорились на месяц, как объяснила Мама. Через 10 дней она к нам обещала приехать, отдохнуть после сессии.

Первый день или «самостоятельность» Юрика.

Мама уехала. Я побежала осматривать дом. Внизу было две комнаты и кухня. Я полезла наверх. Там была большая холодная комната. На тонких ножках стояли большие картины без рамок. На полу валялись кисточки. Одна картина мне очень понравилась: на ней была нарисована большая нарядно раскрашенная рыба с развевающимся хвостом, как у золотой рыбки из книжки сказок. Я хотела рассмотреть её поближе, а она упала и повалила ещё несколько картин. На шум прибежала тётенька, подхватила меня, как маленькую под мышки и принесла на кухню. Я обиделась и позвала Юрика, и мы с ним заперлись в «нашей» комнате… Был вечер и быстро стемнело, во всех комнатах ничего не было видно.

На следующее утро мы надели лыжные костюмы и вышли на улицу. Тётеньки нигде не было. Мы стали прикручивать лыжи, когда на нас налетел снег и появилась тётенька. Её свитер и щеки были одного красного цвета, в волосах был снег, на ногах лыжи. Она сделала круг, быстро влезла на гору, с которой только что съехала, замахала нам руками:

– Смотрите, как полечу с трамплина! – и опять спустилась к нам, снова обдав нас снегом при повороте лыж, а мы испугались и упали в снег.

– Юрик снял лыжи, – мы совсем немного покатались с горы мимо трамплина, с которого прыгала весёлая тётенька.

– Сначала надо осмотреться, – сказал Юрик строго и, не глядя на меня, пошагал по дороге. Я сняла лыжи и поплелась за ним. Мне было скучно. Снег сверкал, переливался – он был похож на вату под ёлкой дома, пропитанную-посыпанную нафталином. Я делала снежки и кидала их в Юрика, но тот, видимо, здорово задумался и всё шёл да шёл. Так мы забрались на большой пригорок, откуда сзади открывался весь посёлок. А с другой стороны, до горизонта был лес.

– Со стороны мы похожи на белых медведей, – сказал Юрик, потому что мы, вывалявшись, не отряхнувшись пошли «осматриваться».

– И правда, мы похожи на медведей, – обрадовалась я.

– Чего радуешься? – обозлился Юрик. – Нечему тут радоваться.

Таким мрачным я его давно не видела.

Мы вернулись к посёлку. На горке собралась толпа лыжников. Красные, жёлтые, зелёные, они наперебой говорили что-то нашей тётеньке. А она смеялась и всё повторяла: «Нет, нет. Боюсь, боюсь». Наконец все съехали, забрались обратно и опять принялись объяснять что-то нашей тётеньке. А она всё смеялась. Заметив нас, приближающихся, она даже присела от смеха.

– Медведи! – крикнула она нам. – Куда собрались?

И вдруг оттолкнулась палками и понеслась с горы, и не прямо, как остальные, а зигзагами. Все так и ахнули.

– Вот это да, – сказал лыжник в зелёной куртке, – А мы её учили! —

– Пошли, – сказал мне Юрик, – нечего нам тут делать.

И мы пошли. Юрик всё о чем-то думал.

Солнце садилось быстро, когда мы вспомнили, что весь день ничего не ели. А пока дошли до дома, солнце совсем садилось за горизонт, и магазины в посёлке, наверное, были закрыты. Так и легли спать голодные. – Юрик же решил, что мы сами себя обслужим: утром позавтракали бутербродами взятыми из дома, брали только горячую воду из чайника, нагретого Сашкой.

– Далась мне эта «самостоятельность»!.. – сказал Юрик, засыпая.

Я стала думать про зайцев, следы которых мы видели рядом с дорогой к лесу. Проснулась я от какого-то шума. Была ночь, Юрика в комнате не было. «Куда он пропал среди ночи?» – подумала я, засыпая снова накрепко до утра.