Вот только про страшные Генкины слова, да про свои подозрения рассказывать не стала: постеснялась или побоялась.
При упоминании Тимура Елена Павловна посмотрела на мужа и выразительно двинула бровями. Некурящий Платон Данилович в ответ только сокрушённо вздохнул:
− Ну, что, Павка, пойдём покурим что ли…
Глава 8
Убирая со стола, Елена Павловна ругала себя распоследними словами: раскатала губу, дура старая! Из огня да в полымя! Нашла сыну невестушку − каждый в глаза плюнет и прав будет: рыночная подстилка! Щёки её полыхали жаром: ладно, Пашка − дурачок. С него какой спрос. Подобрал змейку себе на шейку. Но она-то − баба тёртая − пригрела в семье неведомо кого! Тоже мне, одноклассница! Завтра же чтобы духу этой одноклассницы в доме не было!
* * *
Ночью в супружеской кровати Платону Данилычу было сказано:
− Ты ЭТУ в дом привёз − тебе и увозить! Нет что ли вокруг девок нормальных? Приволок шушеру. Мало я слёз пролила с этой шалавой – Женькой? А тут ещё круче: родит нам внучонка-татарчонка − позор на весь город…
− Лена, ну ты ж, вроде, в Бога веришь! Сироту обижать − грех…
− Нет, я её что, с голой жопой на мороз выгоняю? У неё, так-то, свой дом имеется! У нас в городе, знаешь, сколько сирых да убогих! Что, всех собирать будем?
Платон Данилыч отвернулся и засопел обиженно.
* * *
Утром, дождавшись, когда Павка убежит на суточное дежурство, Платон Данилыч, сосредоточенно глядя в тарелку, вздохнул, ни к кому, вроде, не обращаясь:
− Дом без хозяйки − сирота!.. − и, не получив ответа, добавил: − Проведать бы надо, а то, не дай Бог, бомжи заберутся − спалят ненароком.
Это был уже прямой намёк, не заметить который было невозможно. При всём желании.
− Да, загостилась я у вас, − Катерина крутила в пальцах чайную ложечку и тоже не поднимала взгляда от скатерти. − Пора мне, да и топить надо, а то цветы помёрзнут…
− Так Платон Данилыч тебя и подвезёт! Чего ж на автобусе трястись?! − воодушевлённо поддержала разговор Елена Павловна и всплеснула руками: − Ой, заболталась я с вами − опаздываю совсем!
* * *
Подъезд к Катькиному дому был заметён снегом. Никаких следов. Она облегчённо вздохнула и, не глядя на Ракитина, промямлила:
− Платон Данилыч, спасибо Вам огромное! Если бы не Вы…− глаза её налились слезами.
− Да чего ты, Катюшка!… В жизни и не такое случается… Перемелется…− неловко покопавшись в бумажнике, Ракитин вынул три тысячных бумажки: − Бери-бери! − и запихнул деньги в карман её китайского пуховичка. − Мало ли как сложится. Вот заеду к тебе в гости, а ты меня пирогами угостишь! – он тепло улыбнулся: – Не прогонишь?
Катерина лишь молча помотала головой. Пряча лицо и утирая пальцами нос, она вывалилась из машины. Платон Данилыч посмотрел, как бедолага бредёт к калитке, загребая снег короткими дутыми сапожками, глянул на часы и резко рванул с места.
* * *
В доме стоял лютый холод. Порадовавшись тому, что в трубы отопления залит тосол, а не вода, Катерина накидала в топку угля и раскочегарила котёл. Потом, не раздеваясь, вытащила на холодную веранду Тимуровы баулы: смотреть на них сил не было, но не выбрасывать же!
Тут же на веранде, за ступеньками, стояла старая двухведёрная пайва. Когда-то отец ходил с этой пайвой в тайгу за клюквой. Потом Катерина с бабулей приспособили её в качестве термоса, приклеив изнутри туристический коврик, а снаружи обмотав старым детским одеялком. При этих воспоминаниях слёзы снова подступили к горлу…
«Да не плачь! Будет тебе счастье!» − Катерина с испугом оглянулась. Никого…
Она разозлилась.
Нет, не на цыганку.
И не на Ракитиных, которые, в принципе, не обязаны с ней нянчиться.