Но Джоном Смитом был полковник из другой системы, которая, как тогда ему казалось, была незыблемой.
И вот эта незыблемая система в одночасье рухнула. Но в мире все взаимосвязано. Катастрофа одной системы влечет за собой катастрофу другой. На их руинах, если не нарушится экология, появится третья. Такова логика цивилизации. В новой системе что-то найдет место от старой. А старое, худшее или лучшее, принесут с собой уцелевшие после катастрофы. Повезет человечеству, если это будут люди полноценные. Дебилов тот же неутомимо деятельный Джери хладнокровно умертвит. В этом Иван Григорьевич не сомневался. Он слушал болтовню, вроде засыпал и вроде просыпался.
– Выгони его, Джери. – Это голос Лени. Речь, видимо, шла о шофере.
– Нет, – отвечал Джери. – Он мне нужен как камертон. По нему я определяю степень возмущения «папуасов».
Потом, как сквозь вату, до слуха донесся голос Вилли:
– Прут и прут… Упрямые… Мой отец в этих местах воевал. Вешал бандитов…
«Вилли все-таки немец»… Иван Григорьевич то ли спал, то ли находился в забытьи, когда с митинга вернулся Вася, ощутил мягкий толчок в плечо:
– Григорьевич, да никак вы горите? Доктора в больницу!
Ничего другого Иван Григорьевич уже не помнил, последнее, что чувствовал: вокруг бушевало пламя и в груди не хватало воздуха.
Глава 14
Только к вечеру, в сумерки, Вася попал на квартиру к Забудским. Долго не открывали, но Вася нажимал и нажимал на кнопку звонка, пока не щелкнул замок. В дверях показался парень лет двадцати пяти, пьяный.
– Чего тебе? – спросил, покачиваясь.
Сначала Васе показалось, что он попал не туда: этого парня он видел впервые. Он знал Игоря, подростка, недавно взятого обратно из интерната. Присмотревшись, заметил сходство с Игорем: узкие скулы, белесые брови, глаза глубоко в глазницах. Никак Игоря брат? Иван Григорьевич как-то говорил, что у хозяев есть еще один сын, затерявшийся где-то на Севере. Получается, отыскался.
– Вы – сын Забудских?
– Я сам Забудский.
– Мне нужен Анатолий Зосимович.
– Он в больнице.
– Тогда Надежда Петровна…
– Зачем?
– У меня к ней записка. От квартиранта.
– Здесь нет никаких квартирантов! – выкрикнул парень. – Пошел ты… – Говорил он с трудом, но громко. В квартире, судя по голосам, доносившимся в прихожую, он был не один.
«Никак отмечают или годовщину революции, или возвращение блудного сына», – подумал Вася. Уйти ни с чем он не мог: его ждали в больнице.
– Мне надо кое-что взять.
– А ты, собственно, кто? – допытывался пьяный.
– Я товарищ вашего квартиранта.
Парень, хохотнув, крикнул в комнату:
– Робя, тут один хмырь. Что-то забыл…
Из комнаты послышался пьяный смех. На шум голосов из соседней квартиры вышел болезненного вида мужчина, по годам еще не пенсионер.
– Надежда Петровна у нас. Заходите.
Вася, увидев Надежду Петровну, всю зареванную, с кровоподтеками под глазами, остолбенел.
– Кто ж это вас?.. В честь праздника, что ли?
– Женечка… сынок… Мне еще ничего. А вот папочке… – И опять в слезы.
Вася передал записку. Ее содержание он знал. Иван Григорьевич просил взять из ящика стола пятьсот долларов, оставшихся после покупки одежды, и передать с Васей: в больнице нет лекарств, их покупают за наличные у медперсонала. Чаще всего выручают санитары, они достают бог знает где: ездят в Москву, но там нужна валюта – не рубли и, тем более, не карбованцы. В столице соседней державы, на Рижском рынке, по заверениям челноков, можно купить любые лекарства: их сбывают работники посольств и различных благотворительных организаций.
– Нет уже долларов, – с печалью в голосе произнесла Надежда Петровна. – Женечка их нашел…