Вскоре повар, ухитрившийся достать и бобов, и лука, и перца, приподнял крышку котелка, где готовилось мясо, и предложил Францу попробовать.

– Пахнет очень хорошо, – заметил тот. – Как будто – свининой. Превкусная штука! Только бобы еще, кажется, не совсем готовы. А любопытно было бы знать, что делают негры с бобами? Похоже, что они их не едят.

– А вот сейчас узнаем, – ответил повар и, захватив на лопаточку несколько бобов, поднес к одной из негритянок. – Эта особа давно уже уплетает жареную саранчу: верно, она очень голодна. Не угодно ли, сударыня, попробовать нашего кушанья?

Женщина отрицательно покачала головой.

– Не нравится? – проговорил матрос. – Что же делать: у всякого свой вкус. Для чего же вы собираете бобы?

Женщина, казалось, поняла вопрос и, взявши горсть бобов, вместо ответа бросила их курам.

– Э, вот оно что! Нет, я лучше бы угощал кур саранчей, а бобы ел сам.

После обеда Гольм повел мальчиков на песчаный берег реки, где водилось множество маленьких крабов. Бесчисленные массы их покрывали берег. Шевеля клешнями, крабы производили своеобразный шелест. Наблюдать за крабами приходилось в полнейшем безмолвии, так как при малейшем шуме они прятались в свои норки.

Вдруг что-то зашевелилось в кустах. Через минуту из кустов показалась голова, за ней – другая, третья. Вскоре на берег вышло целое семейство бородавчатых свиней. Крабы мгновенно исчезли в свои норки, но это нисколько не смутило свиней. Они усердно принялись разрывать песок и пожирать вытаскиваемых оттуда рачков.

– Так всегда бывает в природе, – произнес Гольм, – сильный уничтожает слабого, и один вид животных существует за счет других. Равновесие поддерживается лишь благодаря тому, что чем беззащитнее животное, тем сильнее оно размножается. Из миллионов потомства, даваемого насекомыми, рыбами, улитками, хотя некоторые да выживут. А потомство хищников – единицы…

– Не поискать ли нам птичьих гнезд? – предложил Франц.

– Здесь водится множество птиц, – отвечал Гольм, – в любом дупле мы найдем их гнезда.

Все отправились в глубь леса и вскоре заметили на большом развесистом дереве голову тока, выглядывавшую из небольшого отверстия в стволе. Другая птица сидела рядом, вероятно, она сторожила свою подругу.

– Странно, – удивился Ганс, – как это птица могла влезть в гнездо? Отверстие так мало, что ток и голову-то едва в него может просунуть.

– Очень просто, – засмеялся Гольм. – Когда гнездо готово и самка отложит в него яйца, самец просто-напросто замуровывает ее там по шею. Ей и приходится волей-неволей сидеть там до тех пор, пока не вылупятся птенцы. Конечно, самец должен позаботиться о прокормлении самки. И действительно, он целый день занят тем, что таскает ей корм. Говорят, что он так устает от этой работы, что к концу насиживания едва держится на ногах. Как только птенцы вылупятся – самка выпускается на свободу.

– Прелестная птица, – заметил Больтен. – Жаль, что мы не можем ее застрелить.

– Я возьму ее руками, – объявил Франц и полез на дерево.

Франц быстро добрался до гнезда.

– Ломать гнездо или нет? – спросил он.

– Просунь туда руку и посмотри – что там. Если есть яйца – достань хоть одно. Франц обернул руку носовым платком и сунул ее в отверстие.

– Ай, ай! – раздался его голос сверху. – Ой, ой!.. Ах, ты… есть яйца… Ой, ой! До крови укусила.

И он бросил доктору яйцо. Оно было совершенно свежее, только что снесенное.

– Франц! – закричал доктор. – Нельзя ли достать и саму птицу?

– Постараюсь, только это нелегко сделать. Очень уж она кусается… Да, – жалобно проговорил Франц, спускаясь с дерева и держа птицу за крылья, – клюв ее мне теперь хорошо известен. Ужасно больно кусается!