[В этом ночлежном доме я живу] четвёртый день. Согласно правилам, я должен был вообще по идее дождаться времени, то есть объявить о себе, потом в определённое время, в определённые часы должен был прийти, дождаться комиссии. И ещё неизвестно, взяли бы меня, допустим, или нет. А в данной ситуации просто произошло таким образом, что меня взяли сразу и беспрекословно. Меня просто завели – и всё. У любого гражданина Российской федерации могут быть проблемы с документами. У кого-то украли, кто-то потерял. Тем более в данной ситуации я – слепой. У меня могли, допустим, украсть… Но на тот момент, когда меня принимали, меня документы не спрашивали. Меня просто приняли – и всё.

Если честно, я не ожидал, что такое может быть, потому что насколько я знаю, таких заведений нет ни в Питере, ни в Москве, вот именно таких. Ну, я вот именно от коренных жителей знаю, что совсем не такие. Ну, конечно, конкретно об этом не скажешь. Что-то там есть, чего-то там нет, меня там не было, как говоротся, не знаешь. Но тем не менее, люди говорят вот так. Я более того скажу. То, допустим, как отнеслись по отношению ко мне, я не ожидал, что такое людское и человеческое вообще может быть и иметь место в жизни. Вот в этой сраной, поганой жизни. Ну, для кого-то она, может, и хорошая, лёгкая, весёлая.

Я-то, понимаете, как оказался на улице, это личная жизнь, это как говорится: не делай добра – зла не получишь. Вот именно как раз так вот оно и произошло. Я могу просто вкратце: подобрал бездомную-погорелку, до этого жилось всё хорошо, я снимал квартиру, жил как положено, ни в чём не нуждался. А тут вот так случилось, что встретил погорелку, она, оказывается, моя одноклассница, с первого класса по третий. Ну а потом год прожили с ней, у меня пенсии стали пропадать, четыре подряд кряду. Я не картой, я наличными получал.

Пытался [с ней говорить], но как бы верил вранью. Думал: ну бог с ним, ещё раз и разбежимся мы с тобой. Ну и вот, последнюю пенсию получил и получилось так, что она меня бросила в центре города. И на все четыре стороны: куда, в какую сторону, не знаю… И знать не хочу по большому счёту.

[Деньги она забрала] не все, конечно, но какую-то часть. Просто на улице оставила – и всё. Хорошо, добрые люди помогли, подсказали, вот, я оказался тут.

Это было четыре дня назад, вот как я здесь оказался. У меня сын большой, восемьдесят восьмого года рождения. Но дело в том, что он о моих проблемах не знает, и я не хочу, чтобы он об этом знал. Просто не хочу. Во-первых, он сейчас не в нашем городе, он работает, слава богу, военнослужащий. И просто проблемы могут начаться не у меня, а кое у кого. А я этого не хочу.

Да все хорошо, это всё равно рано или поздно закончится, я опять попаду в своё русло. Анатольевна, директор, говорит типа того, что в интернат. Ну не знаю, насколько [это имеет смысл]. Почему, потому что не любитель я вообще этих общественных заведений. Ну вот я имею в виду интернаты, детские дома. Интернат для инвалидов, я был там три года тому назад, пробыл я там три года. Ну как, во-первых, какое бы ни было заведение, всё зависит от человека. Как говорится, были бы люди хорошие. Ну и там приблизительно то же самое: плохого там чего-то я сказать не могу. Всё происходит в своих рамках, то есть в рамках администрации. Как должно быть – кормят, как должно быть – содержат, одевают, обувают.

[Атмосфера] далеко не казённая, и не скажешь об этом. Например, у меня в доме-интернате был телевизор большой. Я имею в виду, который висит на стенке, а не ставится, домашний кинотеатр, все условия. Комната на пятерых человек. Но обычно там одна кровать пустует. Вот я там пробыл три года, грибы, считай, ягоды. Но я-то какой грибняк? Но мужики-то, старички-то ходят, собирают, приносят. Родственники приезжают ко всем. На тот момент, когда я был, было сто восемьдесят человек, там два барака двухэтажных. Это Епихарка, Угличский район.