– В Ярославле у нас одна, муниципальная. Но мы не называем её ночлежка, мы называем „Дом ночного пребывания“, это лучше звучит. И клиентов своих мы называем не бомж, а бездомный. Это более лояльно. Бомжей, вы знаете, у нас очень много. Человек без определённого места жительства и занятий. Нет регистрации, не гражданин человек Российской Федерации – это уже бомж.

Вид на жительство – это другое, это когда украинцы здесь у нас были. И хохлы у нас сдесь проживали – ребята, которым мы помогали на первое время. Но извините меня: это все бомжи – вот сколько у нас мужчин по России от одной женщины к другой кочуют? Это тоже бомжи. У них нет регистрации в паспорте у многих. Жена родная выгнала, он ушёл к другой женщине, другая не регистрирует. Это все бомжи, но другое дело, если человек действительно без регистрации, но у него есть дом – это не бездомный. Бездомный – это несколько иное понятие.

– А расскажите, я пока не видел женщин здесь. Женщин пускают к вам?

– У нас нет. У нас мужской дом.

– А для женщин есть какие-то заведения? Куда же им тогда?

– Нет, нет. Только в Костроме и только негосударственное учреждение, там частная ночлежка, в Костроме. Там есть женщины, наших женщин бездомных мы в Кострому отправляем, иногда в Иваново, иногда в Вологду. В Вологде есть, а так мы пожилых женщин в больницу помещаем, там, где необходимо оформить документы и в дом-интернат. Мы стараемся вот как-то через больницы действовать.

– Вы сказали „пожилых женщин“. А тех, что помоложе, туда не принимают?

– А их немного.

– Ну вот я видел сегодня, всё-таки пару я видел. То есть хватает, им что тогда делать?

– Но вы знаете что? Женщина – она пристроится и обустроится. Ей намного проще, чем мужчине, я уверена в этом.

– Вы думаете? Потому что есть всё-таки те, что на улице уже давно живут и уже запах от них идёт… Куда же они пристроятся?

– Ну они к нам приходят, они к нам приходят. Проблема-то в том, вот, я сегодня в „Новостях“ прочитала с утра о том, что здание дезостанции нашей городской арестовано, а потом оно выставится на торги. Это прекрасное здание в центре города – эта дезостанция городская, которая обрабатывала всех бездомных. Это федеральное унитарное предприятие, они могли зарабатывать деньги за счёт нашего учреждения, потому что нам областные субвенции на обработку бездомных выделяются. Мы бездомных не обрабатываем, мы только моем и санитарную обработку только для наших проживающих [делаем]. А вот полная санитарная, против педикулёза и всевозможных других там, головных и чесоток – это только кожный диспансер. И то – они не всех берут, они не всех обрабатывают.

– По какому принципу они берут людей?

– А вы знаете, мне на этот вопрос затруднительно ответить, потому что их принципы я до сих пор, за семь лет понять не могла. Мы направляем, то есть, наш фельдшер осматривает клиентов. И если она убнаруживает у него высыпания на теле – а у нас чётко прописаны в наших нормативных документах чистые кожные покровы – естественно, задаётся вопросом наш фельдшер: чесотка это или какое-то другое кожное заболевание? И мы направляем в кожно-венерологический диспансер клиента.

По нашему направлению он приходит туда и его обязан осмотреть врач-дерматолог. Зачастую у нас кож-вен диспансер, осматривая людей, пишет: „заразных кожных заболеваний не выявлено.“ А откуда тогда у человека высыпания на теле? Почему вы не делаете анализ этих высыпаний? Почему вы не берёте на исследование, как говорится, со скобы кожных покровов? Почему это не делается?

– То есть они даже наличие инфекционных болезней не контролируют? Просто пишут такой документ.