На главной странице сайта Ярославской ночлежки красовалась надпись „все возможно, было бы желание“. Удивительным образом ночлежка эта была единственным казённым ночлежным учреждением для бездомных во всём регионе с населением в 1,2 миллиона человек. Дом ночного пребывания также привлёк моё внимание тем, что был доступен только для лиц мужского пола. Для женщин со стороны государства мест в регионе не было предусмострено совершенно, хотя женщин-бездомных и было более, чем достаточно.

Приехав в Ярославль, я отправился на улицу Чехова, 42. Ночлежка находилась неподалёку от вокзала. Это было продолговатое, двухэтажное здание песочно-коричневого цвета. Окна в доме были зарешёчены, а на красной табличке при входе значилось: „МКУ „Дом ночного пребывания“ города Ярославля.“ На табличке был также указан режим работы и приём граждан по вопросам проживания: понедельник и четверг с 10:00 до 12:00. Непонятно было только, что оставалось делать бездомным в остальные дни.

При входе в ночлежку находилась курилка, и из проходной то и дело выходили сотрудницы, чтобы выкурить сигарету и поболтать. Справа, у окна, сидела пара бездомных, а в стороне, в уединении в инвалидной коляске сидел мужчина средних лет. Общаться у него желания не было и я вернулся назад, ко входу, где на оконной приступке сидел ещё один из бездомных. Так я познакомился с Мишей. Мише было под пятьдесят, он был добродушен и охотно со мной поговорил. При знакомстве с ним мне ничего не бросилось в глаза. И лишь позже, из разговора с Мишей я понял, что он был совершенно слеп.

Оглядываясь назад, я понимаю, что совершил ошибку. Негласные правила опроса людей у госудаственных учреждений гласят, что разговоры с клиентами снаружи разрешены, на всё же, что происходит внутри, требуется согласие администрации. Поскольку Миша сидел снаружи и был не прочь пообщаться, мне и в голову не пришло, что из-за этого может возникнуть проблема. Но именно она и возникла. Мы сидели и спокойно общались с Мишей минут десять. В ходе разговора я заметил, что сотрудницы, стоящие неподалёку, странно на меня поглядывают, но не придал этому значения. Вскоре объяснение представилось само собой.

Из двери вышла женщина административного типа, строго на меня посмотрела и произнесла громовым голосом: „А вы кто такой вообще?! Вы что здесь делаете?“ Я представился и начал объяснять, но крашеная блондинка в очках лет за сорок постоянно меня перебивала. Властная осанка и начальственный голос быстро всё объяснили. Видно, кто-то из подчинённых, стоявших в стороне, на меня стукнул. И вот – начальница ночлежки словно фурия устроила мне допрос с пристрастием. „Кто я такой?! Откуда?! Где мои документы и почему я не спросил её разрешения проводить беседы с бездомными?!“ Тон, в котором со мной говорили и постоянное перебивание были настолько неприятны, что я оторопело спросил:

– Почему вы такая агрессивная?

– Потому что я защищаю его права как руководитель этого учреждения. Поэтому я так настроена агрессивно!

Краем глаза я заметил, что сотрудницы ночлежки с удовлетворением посматривают на то, как начальница методично разносит меня на части. И я не мог отделаться от мысли, что я – лишь показательный пример, и начальница демонстрирует свою власть всем нам. Главной была она, территория была её и с этим было не поспорить. В конечном счёте женщина, с которой я разговаривал, потребовала мои документы. Я протянул их ей. Начальница ночлежки раскрыла мой австрийский паспорт, но поскольку она явно не знала немецкого, она была совершенно сбита с толку. Она подняла на меня хмурый взгляд, полный худших подозрений: