Я уже привыкла к этому телу, но в последнее время мне ужасно стала давить моя собственная кожа. В человеческой части нормально, а вот в змеиной… Больно до жути. Я не могу нормально ползать, да и в принципе двигаться.

– Колыбельная, – вот это будильник.

Я с болью выползаю на улицу. В лапках у синицы свёрнутая бумажка.

– Ира, – выдаёт птичка и кидает бумажку на землю.

«Ира? А кто это?»

– А кто такая Ира? – я давно не слышала, чтобы синица говорила новые слова.

– Ира тоже любит блестяшки. Ира – маленькая жадина.

«Ира… Сара… Стоп, это же человеческие имена. Неужели здесь тоже есть люди?»

– А где живёт Ира? – с надеждой спрашиваю я.

– Ира – маленькая жадина.

– А живёт она где?

– Маленькая жадина.

– А с-с-Сара где живёт?

– Сара жадная. Сара любит блестяшки.

– А живут они где?

– Сара. Ира.

– У-ух! Тупая птица! – раздражённо выкрикиваю я.

Со мной мало кто церемонился, так и тут: синичка просто срывает камень и улетает.

«Никто не желает меня терпеть… ни там, ни тут…»

Взглядом я вдруг цепляюсь за ту самую бумажку. Это смятый детский рисунок: неровно нарисованный синий домик с трубой и несколькими окнами, рядом забор, а на заборе большой рыжий кот.

«Здесь точно есть люди! Домик, рисунок, бумага… Это точно сделал человек… И имена здесь звучат человеческие….

Я обязана их найти!»

Я ужасно хочу увидеть людей: мне нужен собеседник. Я должна пообщаться с кем-то, пока не сошла с ума. Мне не чуждо ничего человеческое, да, я перестала выглядеть по-человечески, но всё же! Я обычная девчонка, такая же, как сто тысяч других. Я такой же человек…

– Вс-с-сё, реш-ш-шено! Я буду ис-с-скать людей!

Я здесь достаточно долго и давно запомнила, что синичка прилетает со стороны водопада. Я приползаю туда с ужасной болью. Много раз оглядываюсь и всматриваюсь во всё, что только можно. Никаких следов синицы и уж тем более людей нет. Куда нужно – не понятно.

И тут срабатывает закон подлости: всё плохое появляется именно тогда, когда и так всё плохо. У меня вдруг появляется какое-то очень противное чувство. Чем-то напоминает то, что я чувствую перед тем, как потерять сознание. Это не голод – это что-то близкое к… не знаю… к ещё каким-то инстинктам что ли…

Мне очень больно. Кожа стала давить просто невыносимо. Весь хвост ужасно чешется… И как назло, внутри что-то тянет ползти… И так больно, а меня ещё и ползти тянет! Да ещё как! Невозможно хочется извиваться.

Я не справляюсь с этим чувством: начинаю ползать по кругу, много раз останавливаясь через силу, сворачиваюсь кольцами и торможу, уговаривая себя, что должна подчиняться разуму, а не каким-то неизвестным чувствам внутри, но всё равно продолжаю.

– С-с-спокойно… Это пройдёт… – очередной раз останавливаюсь, стиснув зубы и разглядывая дрожащие руки. – Ш-ш-ш, Алина, ш-ш-ш…

Мой голос постепенно переходит в сплошное шипение. Тело не слушается – я опять начинаю извиваться и сворачиваться кольцами. Я вдруг даже почувствовала, что уменьшаюсь.

«Хватит! Алина, что ты творишь?! Нужно просто прекратить. Просто прекратить и всё! Ты же людей собиралась искать, а не заниматься этой фигнёй! Тело не слушается! А-а-а… больно!»

Я невольно прижимаю руки к груди и закрываю глаза. Я чувствую, что со смой что-то происходит. Я точно уменьшаюсь.

«О, Боже, что происходит?!»

Я полностью прижимаюсь к земле и неподвижно лежу. По всему телу пробегает какой-то ток. Я не могу ни пошевелиться, ни глаза открыть. Мне становится трудно дышать. Давить и чесаться начинает абсолютно везде.

«Я сейчас умру!»

Я лежу неподвижно, всем телом прислонившись к земле. Ток проходит. Дышать становится легче. Да и боль вроде утихает понемногу. Легче… Отпускает уже… Но всё равно жутко давит по всему телу.