«Ну всё, решено: буду украшать каморку. Места на стенах там много… Я уже давно не рисовала. По-моему, со второго или третьего класса…»
Вот только есть одна маленькая проблемка: этот порошок очень сильно пачкается, а мне так не хочется опять мыть голову.
«А когда я была маленькой, в классе первом-втором, и мама могла мне ещё что-то запрещать, мне каждый день заплетали всякие хвостики и косички… А после я обрезала, а потом и перекрасила волосы. А сама я ни разу в жизни не заплеталась».
Я придумала, как можно сделать так, чтобы держалось. Хвостик без резинки держатся не будет.
Я срываю самый большой из чистых листьев, а затем закручиваю волосы: вначале по длине, после – в гульку. Накрываю сверху листом и завязываю этой длинной веточкой, вот этой мягкой вьющейся ниткой, названия которой я не знаю (усики винограда).
Да, получается не с первого раза, да и не с пятого, но вроде бы держится, хоть мне и приходится взять ещё одну веточку.
«Прекрасно… Главное теперь, чтобы это всё не развалилось…»
Но не тут-то было. Закон подлости; стоило мне нагнуться, как вся причёска разбурилась.
«Спокойно. Мнение своё я же твёрдо отстаиваю, значит и здесь справлюсь!»
Я пробую ещё раз семь-восемь, но всё равно не выходит. А после я уже додумываюсь просунуть через гульку крепкую тоненькую палочку. На этот раз всё держится идеально. И я возвращаюсь к цветам.
Я нарываю по несколько бутонов разных цветов отламываю от листа нижнюю часть, твёрдую веточку. Это всё-таки удобней, чем рисовать пальцами.
В каморке я первым делом нарисовала сирень, которая росла перед парадным входом школы. Это не кусты, а большие деревья и с фиолетовыми, и с розовыми, и иногда с голубоватыми цветками. Тонковатый коричневый ствол. Густая верхушка с цветами и листьями, а снизу всё обломано – ни одной, даже самой маленькой веточки. А рядом с сиренью клумбы. А между этими двумя деревьями лестница, широкая, с деревянными перилами и с железным подъёмом. Красиво…
Я много раз переделывала. Мне очень хочется нарисовать точно такую же сирень, какую я запомнила. Я рисовала каждый цветок отдельно и много раз стирала всё. Мне даже пришлось взять ещё один лиловый бутон и смешивать фиолетовый с красным для нужного цвета.
А к сирени я нарисовала и площадку перед школой, и клумбы, и даже школу для вида. Много «красок» пришлось смешать.
«Я с третьего класса металась по школам. Нигде не хотели меня терпеть… А здесь я даже подружку нашла… Вроде и неплохая школа. За исключением уроков…»
С рисунком я провозилась до самого вечера. А засыпала довольная, пристально глядя на свою работу.
«Завтра надо будет ещё что-нибудь нарисовать…»
***
Я провела здесь ещё почти месяц. За это время я научилась нормально стирать, заплетать косички, нашла недалеко от водопада цветы с жёлтой и оранжевой пыльцой (да, я вспомнила как это называется), раскрасила все стены в каморке… в общем всё здорово… Но мне очень не хватает общения: я больше пятидесяти раз безуспешно пыталась выбраться отсюда, много раз исцарапала руки от нервов и, кажется, потихоньку начала сходить с ума.
Я больше месяца не видела людей – моим единственным собеседником была та самая говорящая синица. Каждое утро я просыпалась от её оклика, а иногда вставала раньше и с нетерпеньем ждала её прилёта.
Правда, я так и не поняла, куда она носит камни. Не поняла ни кто такая Сара, ни кто я сама. И много раз пыталась выпытать у птички, что это за Колыбельная, о которой она постоянно говорит.
Но я поняла, что я очень редко чувствую голод: за весь месяц я побыла голодной только один раз, и опять потеряла сознание от инстинктов. И опять же я проснулась вся в крови.